Генерал Деникин - Владимир Черкасов-Георгиевский

Деникин в связи с этим отмечал:

«Это было нечто большее, чем формальная декларация. Это свидетельствовало об историческом процессе формирования РОССИЙСКОЙ НАЦИИ, невзирая на ряд ошибок правительственной политики и невзирая на некоторые проявления национальных шовинизмов, часто привносимых извне».

Фронтовую же ситуацию генерал Деникин видел так.

После окончания мобилизации и сосредоточения силы Антанты ее вооруженные части соотносились с противниками как десять к шести. Но в этом превосходстве требовалось учитывать слабость бельгийской армии. Сербская же была храбра, но имела характер милиции – неорганизованная, несоответствующая современной вооруженности и снаряжению. Поэтому преимущество австрийцев по артиллерии, особенно тяжелой, немцев – по технике и организации даже перевешивало разницу с войсковой численностью Антанты.

Трудно приходилось России с ее громадными расстояниями, недостаточной сетью железных дорог, затруднявшей переброску войск. Промышленность не справлялась с возросшими военными потребностями. И если на западноевропейском фронте противники начали состязаться в мужестве и технике, то русские в первые два года войны старинно противопоставили совершенной немецкой технике к мужеству только кровь.

Германский военный план, основанный еще авторитетнейшим генералом А. фон Шлифеном, намечал первоначально расправиться с Францией, главно ударив через Люксембург и Бельгию; потом – с Россией. Для этого немцы собрали на своем правом крыле в семь раз больше сил, чем на левом. Но новый начальник их генштаба X. И. Мольтке, как ядовито отмечал Деникин, не блистал талантами своего знаменитого отца фельдмаршала X. К. Мольтке, разгромившего Австрию в 1866 году и Францию в 1871. Он изменил план фон Шлифена, ослабив ударный кулак на пять корпусов.

Три корпуса немцы отправили для охраны Эльзаса и Лотарингии, а два нацелили на Восточную Пруссию, куда удобно было вторгаться русским. Стратегическими интересами Мольтке-младший пожертвовал ради престижа. Это, возможно, и не дало немцам шансов взять Париж, но русским в Восточной Пруссии попало.

Французы же не только не обращали внимание на данные комбинации, а и вообще не ожидали удара через Бельгию. Они развернули почти все свои армии вдоль восточной границы. Так что 16 августа немцы легко отбросили бельгийскую армию к морю и взяли Льеж. Французы и британцы выдвинулись навстречу, но отошли после Пограничного сражения. Французские войска еще безуспешно пытались атаковать в Эльзасе и Лотарингии. Главнокомандующий германской ударной группой генерал Клук стал приближаться к Парижу.

В конце августа французы по всему фронту отступали к Марне. Они с британцами, как могли, обороняли Париж, а французское правительство бежало в Бордо. Оно взывало к России с дикой просьбой перебросить к ним четыре русских корпуса через Архангельск. Французские лидеры требовали скорейшего перехода русских и в наступление на германскую территорию.

Деникин тяжело пережил разразившуюся в результате этого русскую катастрофу 2-й армии Северо-Западного фронта генерала А. В. Самсонова, проявившего себя в японскую войну, отлично помогавшего в одном из рейдов генералу Мищенко. И особенно нелегко было Антону Ивановичу видеть, как пострадал в этом его так же любимый генерал П. К. фон Ренненкампф, командовавший 1-й армией Северо-Запада.

Суть происшедшего самопожертвования русских для Франции Деникин определил следующим образом.

Согласно русско-французской конвенции, если немцы ударят по Франции, наш Северо-Западный фронт должен был наступать на четырнадцатый день мобилизации, а Юго-Западный – на девятнадцатый. Эта порука русских генштабистов была легкомысленной. Мобготовность Северо-Запада установилась лишь на двадцать восьмой день, причем к войскам не успели подойти все транспорты, хлебопекарни, а у Самсонова некоторые дивизии не имели даже обозов. И когда его части ушли от железных дорог, остро недостало обеспечения, начали голодать.

Во главе Северо-Западного фронта стоял генерал Я. Г. Жилинский, он был начштаба в японскую войну у дальневосточного горе-наместника адмирала Алексеева. Потом Жилинский занимал другие высокие посты, что по его бездарности вызывало недоумение у многих военных. Поэтому, когда такой главком выпустил из рук управление своими войсками, бросая их «не туда», никто не удивился. Все надеялись, что великолепные Самсонов и фон Ренненкампф сумеют выйти из любого положения.

Сначала так и было. Их армии вторглись в Германию, стремясь отрезать немецкие корпуса от Вислы и взять Восточную Пруссию. Армия генерала Притвица развернула один корпус заслоном на Самсонова, а двумя ударила на Ренненкампфа. Тот, хотя имел 350 орудий против пятисот германских, в бою у Гумбиннена тяжело поразил противника, начавшего отступать.

Притвица немедленно сменили инициативным Гинденбургом с начштаба Людендорфом. Эти быстро сориентировались благодаря отличной немецкой разведке, открыли все карты русских. Наши штабы передавали директивы фронта и армии войскам радиотелеграммами – в незашифрованном виде…

Немцы прекратили отступление, усилились подкреплениями с французского фронта. Действия же русских генералов рассогла-совались из-за плохих разведчиков, расстройства тыла, путаницы главкома. Ренненкампф, следуя указанию Жилинского, двинулся на запад, чтобы отбросить немцев к морю, блокировать Кенигсберг. Самсонов вместо северного направления для совместных действий с Ренненкампфом уклонился к западу, растянул свою армию на 210 километров.

Гинденбург сделал контрманевр, диаметральный прежней попытке Притвица. Он заслонился от Ренненкампфа и всеми силами ударил по Самсонову. Два русских корпуса полностью погибли, остатки армии отступили к Нареву. Самсонов в разгар боев со штабом находился на передовой, пока в окружении не потерял связи со штабом фронта и своими корпусами. Неминуемый плен был для него позором, в ночь на 30 августа генерал Самсонов застрелился.

Ренненкампф получил приказ выручать Самсонова лишь 27 августа. До того тянулось 95 километров. Ренненкампф выступил утром 28-го, но было поздно. Теперь Гинденбург обрушился на него. Ставка приказала Ренненкампфу: «Ни шагу назад». Но генерал, уже надломленный трагедией Самсонова, в тяжелейших боях отступил до Немана.

Русским захватить Восточную Пруссию не удалось, зато они оттянули силы, средства, внимание противника от англо-французского фронта в решающие дни сражения на Марне. Маршал Фош сказал об этом: «Если Франция не была стерта с лица Европы, то этим прежде всего мы обязаны России».

Главком Жилинский всю вину поражений Северо-Западного фронта свалил на Ренненкампфа, но сменили его самого на генерала Рузского. Деникин считал, что судьба его бывшего доблестного командира после стала трагичней даже самсоновской.

Ренненкампфа будут травить, что предал Самсонова, а он не мог оправдаться, потому что нельзя доказывать засекреченными материалами фронтовой операции. И столь дерзко-отважный генерал сломается, как лопается и отличная сталь. В следующих дел ах у него не останется прежней инициативы и решимости. В ноябре 1914 года Ренненкампфа отрешат от командования армией, Павел Карлович станет жить в Петербурге. Когда весной 1915 года начнется гонение на всех с немецкими фамилиями, вплоть до немецких погромов в столицах, фон Ренненкампфа открыто назовут изменником.