Этому в школе не учат - Сергей Зверев

— Это Трофимов. Говорит, ему с железнодорожной милиции на Курском вокзале позвонили. Они взяли Курганова!

— С чего это?

— Его приметы в ориентировке числятся. Лицо, сотрудничающее с фашистами. И мы — инициаторы розыска. А внешность у него, сам знаешь, какая.

— Невыгодная для шпиона внешность. Глаза и шрам. Поисково-значимые приметы.

— Вот именно, учитель. Умеешь словами выразить то, что у меня на эмоциях. И что делать? В оборот будем брать?

— Ни в коем разе! — воскликнул я. — Отпускать надо!

— А он неожиданное свое задержание и странное освобождение со своим визитом к Тетушке Агнессе не свяжет?

— Да ерунда это! Ну, задержали. Сейчас на вокзалах через одного для проверки задерживают. Главное, что отпустили.

— Ох, комбинатор ты. Может, Трофимов прав — надо грубее работать?

— Надо так работать, как работаем.

— Уговорил. — Вересов снова поднес трубку к уху и сказал: — Отпустить! Ну, успокойте его. Мол, ошибочка вышла, с известным вором-майданщиком спутали. Или еще какую финтифлюшку на уши ему повесьте, порадуйте изысканностью стиля и фантазии. Андрюшенька, мне, что ли, тебя, записного говоруна, учить? Но не переигрывайте. Он нам нужен спокойным, радостным и без признаков подозрительности. Понял, да? Ну давай, действуй, капитан!

Он с треском хлопнул трубкой об аппарат:

— Ох, заигрались мы с тобой. Если что не так пойдет, нас по головке не погладят. Ведь мы матерого фашиста отпустили.

— Мы же не знаем, сообщил он в Центр о выполнении задания или нет.

— Эх, — махнул рукой Вересов. — Что сделано, то сделано.

— Этот Курганов, — покачал я головой. — Веревками мы с ним, что ли, связаны? Уже который раз на моем пути возникает.

— Значит, судьбы у вас рядом идут.

— Какие такие судьбы?

— А знаешь, что я тебе скажу, как коммунист коммунисту. Бог все-таки есть. Конечно, это не бородатый добрый дедушка, обожающий молитвы, дым свечей и кадила. Это нечто большее. Это наш Бог, большевиков. Именно он толкает людей, еще недавно обезьян с шерстью, в светлое будущее, где мы встанем вровень с ним и тоже станем богами.

— Эка ты загнул. Услышали бы тебя наши политработники.

— Не услышат. А если и услышат — не поймут. Они догматики и живут в своем ровном простом мире. А мы, чекисты, всегда на острие удара. А значит, на острие жизни. И обязаны смотреть глубже и яснее.

— Ну и зачем этому богу меня с Кургановым связывать?

— Это одному ему известно.

— Успокоил.

— Мне кажется, вам еще встречаться и встречаться. Так просто такие якобы случайности не заканчиваются.

В ответ я только прицокнул языком. Умеет же Вересов удивить. Бог у него светлого коммунистического будущего. Да, двадцать лет на чекистской работе для психики даром не проходят…

Странное существо — человек. Сперва мне казалось, что невозможно привыкнуть к адской жизни в условиях самой страшной за историю человечества войны, к перенапряжению сил, смертям и неисчислимому множеству бед. Сегодня же я ощущал, что война эта была всегда. И себя уже не представлял вне ее.

А она катилась, месяц за месяцем, год за годом по людским судьбам, по сжигаемым в пепел городам и разбитым снарядами безымянным высотам. Весы этой войны качались то в одну, то в другую сторону. Но неимоверным усилием всего нашего народа, бойцов и рабочих, лидеров государства и крестьян весы эти клонились в нашу пользу.

Заканчивался 1943 год. Год горьких поражений и воистину великих побед. Сталинград и Курская битва стали для немцев страшным откровением, а для нас — долгожданным триумфом. Тем самым, о котором мы мечтали, отступая в сорок первом, выходя из окружений и намертво врастая в каменно-мерзлую землю около нашей родной столицы.

Война вогнала меня в свой ритм, в свою систему мироощущения, где не было места мягкотелости и сантиментам. Окутала своей тьмой, где на горизонте уже маячили лучики занимающейся зари. Мы все стали людьми войны. И вместе с тем нам было за что переживать и что терять.

В глубине моей души лежало тяжелое ожидание, которое не отпускало ни на миг. Я боялся дурных вестей о родных — похоронку или звонок по телефону. Когда представлял это, в моей душе что-то обрывалось.

Сколько дней я не видел сыновей, жену, дочь? Это не поддается подсчетам, потому что цифры здесь не значат ничего. Тут одно слово — вечность. И целую вечность я мечтал об этих встречах. И всю эту вечность боялся, что они не состоятся никогда.

И вот прямо под Новый год я получил воистину царский подарок. Мы ждали группу диверсантов, которую абверовцы обещали выбросить нам на суд и расправу. Точнее, обещали не нам, а их же радисту, работающему под нашим контролем.

Операция прошла успешно. Улов богатый — в наши сети попалось аж одиннадцать диверсантов. Семеро живыми-здоровыми, двое ранеными, а еще двое — восстановлению не подлежащими. Взяли и их богатый багаж в виде взрывчатки, детонаторов и машинок подрыва. Немцы все чаще становились на путь откровенного террора. Мне кажется, они просто утомились распутывать клубки разведывательных сведений и выяснять, где мы им кидаем дезинформацию, а где идут реальные данные. Поэтому решили делать упор на уничтожение наших коммуникаций и живой силы посредством диверсий.

Я допрашивал старшего группы диверсантов — функционера Русского военного союза, бывшего белогвардейского офицера. Он говорил о своих планах без утайки:

— Наша задача — сеять хаос и неразбериху. Бить по всему, до чего дотянемся.

На его карте были вполне соответствующие нынешним реалиям отметки расположения наших частей и подразделений.

— Планировали выйти в село Старобогатово, там уничтожить пункт НКВД и склад вещевого снабжения. Потом — в район Тропаревки.

— Что вы там забыли?

— Госпиталь. Охраны почти нет. Живой силы, находящейся пока что не в боеспособном состоянии, полно. Легкая добыча, — оскалился белогвардеец.

Бог мой, а ведь передо мной уже не человек, а просто осатаневшая зверюга.

— Вы убивали бы больных и врачей? — сдерживая ярость, спросил я.

— Это противник.

— Вы русский человек. Офицер в прошлом. Воевали в Первую мировую с немцами. И готовы убивать русских людей?

— Моей России нет. И русских людей в СССР нет. Есть низкорожденная мразь, предавшая и растоптавшая старые святыни. Свергнувшая императора. Проклявшая свое имя в веках.

— Императора свергли ваши же, которые стали потом беляками. Православная церковь служит молебны за победу СССР. Мы спасли Россию, которую вы гнали на убой. Победи вы в Гражданской, союзники бы отобрали наши земли вплоть до Московской губернии, и русский народ горбатился бы на французских банкиров и английских буржуев.