Круги в пустоте - Виталий Каплан

Конец их путешествия он помнил плохо. Сознание уже тогда заволокло густым туманом, в голове с каждым шагом разрасталась тупая, размеренная боль, и утомительно звенело в ушах. То и дело ему казалось, что туннель поднимается вверх, и значит, скоро выход, но всякий раз подъем сменялся спуском, и Митька уже перестал их считать, когда пламя факела едва заметно искривилось. Да и сам он уловил слабое дуновение ветра.

Кассар велел ему остановиться, вытащил из сумки все тот же узкий флакон и, что-то тихо бормоча, натер лоб себе, лошадям, Митьке. После чего свистящим шепотом велел двигаться как можно быстрее. Митька чувствовал, что сейчас хозяин нервничал, пожалуй, посильнее, чем в схватке с хищной тварью. Стараясь избежать лишнего подзатыльника, он рванулся вперед, увлекая за собой беспокойно прядающего ушами Уголька — и сам не заметил, как под ногами у него оказалась трава, а над головой — испещренная звездами чернота. А когда заметил — мир плавно провернулся перед глазами, и он бухнулся носом в жесткую пахучую траву и лежал в забытьи, пока крепкие пальцы кассара не рванули его за ошейник…

— Ваши кони в порядке, господин, — уходя, сообщила служанка. — Напоим, накормим, все будет в лучшем разе.

Поклониться она, впрочем, забыла. Вообще, здесь не слишком изумились ночному явлению блистательного кассара. Словно это обыденная вещь. Пришел, заплатил — ну и получи обслуживание согласно прейскуранта. Другое дело, что скудно, грязно, клопы — ну так на благородных и не рассчитано. Не нравится, езжайте в город, там и блеск, и почет, и все дела.

— Так ты о чем? — поинтересовался Харт-ла-Гир, когда ее шаги стихли в коридоре. — О клопах, что ли? Привыкай, теперь это будет часто.

— В городе, между прочим, не было, — ехидно заметил Митька, сидя у двери на корточках. Сесть прямо на гнилую солому он не решался.

— В городе их тоже полно, — неожиданно спокойно отозвался кассар. — Это просто наш дом они стороной обходили, я колдуна нанял, с Гнутой улицы, он их и вывел. Два огрима запросил, старый пень. А так они всюду живут, и что такого? Простой человек не должен смущаться клопов. А если смущается — значит, что-то с ним не в порядке, значит, какой-то он не такой. Надо бы проследить. Понял?

Митька молча кивнул, хотя, по правде говоря, понял лишь, что Харт-ла-Гир на что-то намекает. Дескать, Митька не дурак, догадается и сделает выводы. Только вот никаких догадок в голову не лезло. Зато вспомнилось: «- Вы понимаете намеки? — Да, если знаю, что это намек. — Так вот, это — намек». Отец любил это повторять, когда еще жил с ними, и в доме бывали его приятели, а маленький Митька пробирался на кухню и слушал их разговоры за пивом. И в мозгах откладывалось.

Кассар между тем придвинул табурет к занимавшему едва ли не треть комнаты столу и неторопливо принялся за «утренний ужин». Митька хмуро следил за ним голодными глазами. Хотя он и решился расставить точки, но хорошо помнил, чем для него однажды обернулась просьба о еде. А ведь с тех пор и месяца не прошло… Вот и молчал, собираясь с духом. Было жутковато. И не в том дело, что кассар, выслушав, может просто-напросто его отлупить. Это уже не повергало его в безотчетный ужас. Но только росло в нем странное ощущение, что стоит рассказать о себе правду, рассказать о Земле — и что-то случится такое, что уже никак не отменишь. Будет лучше или хуже — но иначе.

Митька облизнул пересохшие губы. Понимал: чем дольше тянуть, тем труднее решиться.

— Господин Харт-ла-Гир, — разом выдохнул он, чувствуя, будто сиганул с обрыва в холодную воду. — Поговорить надо, я давно хотел… Вы только не злитесь и не думайте, что я с ума сошел. Просто…

— Просто ты забыл, как подобает вести себя рабу, — сухо процедил кассар, отставив кружку с недопитым пивом. — А ведь должен знать, чем это для тебя обернется.

— Вот в том-то и дело, что я не раб, — решительно заявил Митька.

— Интересно, а кто же? — иронически хмыкнул Харт-ла-Гир. — Может, юный кассар, сбежавший из дому? Тяга странствий, так сказать? Жажда приключений?

— Да нет же, — с досадой произнес Митька. — Понимаете, я вообще не отсюда. Не из Оллара и не из этих ваших северных варваров. Я вообще из другого… места. С другой… у вас и слова такого нет… Ну, с другой звезды. Хотя, вы же еще не знаете, вы, наверное, думаете, что они маленькие. Короче, так. Вот есть ваш мир, все эти, — он неопределенно повел рукой, — страны, Оллар там, Сарграм, и что там у вас еще… А мой мир совсем другой, и сюда я попал случайно.

Нервно улыбнувшись, он хрустнул пальцами. Главное сказано, а дальше — будь что будет.

— И где же он, твой мир? — кассар был на удивление спокоен.

— Я не знаю, — растерянно произнес Митька. — Где он, и когда… Просто он совсем другой, и в другом месте, где другие звезды… И вообще у нас все не так, как тут.

— Например? — с ленивым интересом осведомился Харт-ла-Гир.

— Ну, например, у нас нет ни рабов, ни кассаров. У нас все… — он на секунду замялся, — все равны перед законом. И наука у нас развита лучше, чем здесь. У нас всякие… устройства, которые и по воздуху летают, и убивают на расстоянии, и быстро считают. А как в Олларе, мы так тысячи лет назад жили.

Кассар смотрел на него спокойно, но в трепещущем свете факела тень его, огромная и жуткая, ощутимо напряглась. Митьке подумалось вдруг, что Харт-ла-Гир лишь старается выглядеть невозмутимым. И у него это даже получается, но не до конца.

— Так… — медленно протянул он. — Допустим. И как же получилось, что ты попал сюда, в Оллар?

— Да случайно вышло, — отвел глаза Митька. — Ну, так получилось. — Случайно? — прищурился кассар. — Но случайностей ведь не бывает, мальчик, все, что происходит — это лишь ниточка в соразмерном плетении смыслов, и сплетают их Высокие Господа, но и они лишь следуют извечному узору. Ну, так как же?

Митька вздохнул. Ужасно не хотелось говорить про случай в парке, про лысого колдуна. Было не то чтобы страшно — стыдно. Рассказывать, как они, оболтусы, издевались над мелким, как потом застыли, примороженные чужой волей… Впрочем, перед кем стесняться? — помолчав, сообразил он. Перед кассаром, который нещадно его лупил, и, ясное дело, будет лупить и впредь? Это перед ним, садюгой, стыдиться? А то, что он дрался в порту… и в подземелье с хищной тварью… так он просто имущество оберегал от порчи.

И потом, сказав «а», надо говорить и остальные буквы. Можно, конечно, что-нибудь наплести жалостливое, только ведь кассар почует вранье — и тогда совсем ничему не поверит. Просто сочтет вздором, а значит, схватится за прут. И фиг бы с ним. Главное, все вообще окажется зря.

Глухо, словно читая текст по невидимой книге, Митька начал говорить. Слов олларского языка явно не хватало, и он то и дело пускался в объяснения. Короткий, как ему сперва казалось, рассказ затянулся надолго. Харт-ла-Гир слушал его, не перебивая. И с каждой минутой мрачнел.

Наконец Митька замолчал и крепче обхватил свои колени. Металось вверху пламя факела, плясали по стене суетливые черные тени. Суетливо бегали в соломе измученные нетерпением клопы, откуда-то издалека, наверное, из питейного зала, доносился чей-то пьяный гогот. Хоть бы рассвело скорее. Он чувствовал, что заснуть уже не сможет.