Орел расправляет крылья - Роман Злотников

— У них пушки! Пушки!

— Вперед, сучьи потроха! Вперед! Или я оторву…

Но тут противоположный склон ущелья засверкал десятками вспышек выстрелов. Посмотреть Кишки выхватил пистолеты и выпалил в ответ, потом еще и нырнул за крупный обломок, валявшийся на краю дороги. Там уже прятался Сыч.

— А я говорил, говорил! — эдак злорадно сообщил он Посмотреть Кишки. — Я всегда правду говорю! Так не слушает никто…

— Заткнись, — зло оборвал его пират, торопливо заряжая разряженные пистолеты.

А затем высунулся из-за камня и вгляделся в противоположную сторону ущелья. Она продолжала расцвечиваться огоньками десятков выстрелов.

— Да там не меньше сотни мушкетов! — заорал кто-то.

— А ну, заткнулись! — тут же послышался голос Потроха. — У московитов всего две дюжины солдат. Мы разорвем их, как…

Его голос заглушил новый пушечный залп, после которого на этой стороне ущелья раздались новые крики. Если стрельба из мушкетов в предрассветной темноте была не очень эффективной, то орудийная картечь на таком расстоянии исправно собирала обильную жатву.

— Какие две дюжины, Потрох?! — заорали откуда-то сзади. — Разуй глаза! Там не меньше сотни мушкетов! И еще пушки! Да они положат нас здесь, как курят!..

Потрох не ответил. Может, потому, что на такой аргумент, как орудийные залпы, отвечать было нечего, а может, просто уже и некому… Посмотреть Кишки высунулся подальше, пытаясь разглядеть, куда это делся их предводитель, но тут прямо у его щеки просвистела пуля и впечаталась в скалу, обсыпав его мелкой крошкой…

— Не-эт, пора отсюда линять… — пробормотал пират, ныряя за обломок.

— А я говорил!.. — снова заканючил Сыч, высовываясь из-за обломка и разряжая пистолет в сторону врага.

Но Посмотреть Кишки его не слушал. Он вышел целым и почти невредимым из сотни схваток именно потому, что всегда точно знал, когда надо переть на пули и тесаки, свирепо скаля зубы и яростно рыча, а когда нырнуть в щель, схорониться за спину сотоварища, вовремя убрать голову за борт. Именно потому, что у него был очень знающий советчик. И вот сейчас этот советчик, в роли коего выступало его собственное очко, прямо-таки кричал ему, что все пропало, что нападение не удалось и что вообще ничего хорошего впереди не предвидится. И что, когда пушки этих оказавшихся такими хитрыми московитов рявкнут еще раз, надо вскочить и во все лопатки припустить к повороту дороги…

Как видно, такие советчики были не только у него одного. Потому что, когда он, дождавшись пушечного залпа, вскочил на ноги и бросился туда, куда собирался, вокруг него слышался точно такой же торопливый топот еще множества ног…

— Эх ты, побегли… — Никодим развернулся к Пахому, торопливо перезаряжавшему пищаль. — Ну все, далее мы сами справимся. Ступайте. Вам теперь в порт торопиться надо. Вражьи корабли встречать. Где кони, помните? Токмо вот седел-то на них менее половины…

— Тоже мне кони, — усмехнулся Пахом, — только б по дороге не издохли. А так — доскачем.

— Да ты-то доскачешь, — усмехнулся Никодим, — чай, тебя батюшка сызмальства по-татарски ездить учил. А как твои матросы — не знаю. Они-то из мужиков. Их никто в новики не готовил.

— И они доскачут, — отмахнулся Пахом. — С детства коней охлюпкой в ночное гоняли. А насчет вражьих кораблей не беспокойся. Встретим. А может, они и вовсе не полезут. Эвон как мы тут нашумели. А на них сейчас и команды-то доброй нету. Небось большую часть людишек сюда отправили… А может, — вскинулся Пахом, — я до той Кривой бухты схожу? Ведь точно там остатки энтих подбирать будут. Дай лоцмана!

— Я те схожу! — рявкнул Никодим. — У тебя трюмы не разгружены. Порт сбереги — и ладно…

Проводив приятеля, он еще несколько минут настороженно вслушивался, а когда из-за поворота послышался громкий топот копыт лошадей, на которых в порт возвращались экипажи флейтов, коими удалось так добро усилить засаду, облегченно выдохнул. Ну, слава тебе господи, отбились. Вроде как…

— Ать-два, ать-два, ать-два… Стой! Кру-гом!..

Я оторвался от стола, за которым писал, и повернул голову в сторону окна.

— Заря-жай!

Рота новобранцев, выстроившаяся на плацу, принялась нервными, дергаными и не шибко умелыми движениями торопливо заряжать ружья. Выстроившаяся в двадцати шагах прямо напротив них рота ветеранов Костромского полка делала это с куда большим спокойствием, я бы даже сказал, с ленцой. Тем не менее ровный ряд ружейных дул оказался направлен в грудь новобранцам уже тогда, когда большинство из них еще прибивало пороховой заряд…

— Пали!

Ружья ветеранов грянули слитным залпом.

— Эх, соплюта господня, ну кто ж так под залпом стоить-то?! Да вас же свеи в момент…

Я усмехнулся. Ну да, все как всегда. В момент залпа в шеренге новобранцев кто-то отчаянно вскрикнул, человек пять или шесть упали, еще несколько выронили ружья. Ну и мокрых штанов также было немало — это уж к дохтуру не ходи…

Сие действо называлось «обстрел». Я придумал эту фишку, когда вспомнил, как нам на срочной устраивали то, что называлось «обкатка танками». Ведь вроде все понятно — ничего особенного случиться не должно, танкисты — свои парни, все давно отработано, сотни тысяч солдат уже так до нас обкатали и еще черт знает сколько после нас так будут обкатывать. И все равно, когда лежишь в куцем окопчике, а на тебя, рыча, надвигается сорокатонная машина, на сердце немного сосет. А ну как вот сейчас, именно на тебе, в ней что-то заклинит и… Зато потом, когда ты, пропустив ее над собой, приподнимаешься и швыряешь на моторные жалюзи болванку, которая обозначает противотанковую гранату, все в твоей жизни уже кажется немножко другим. И на те же танки ты уже смотришь несколько свысока, мол, плавали — знаем. Здесь, разумеется, никого ничем не обкатывали за отсутствием танков как факта. Просто где-то на третьей-четвертой неделе обучения, когда новобранцы уже худо-бедно осваивали приемы заряжания ружья, их выводили на плац и ставили напротив шеренги ветеранов. А потом приказывали палить друг в друга холостыми. Естественно, ветераны успевали сделать залп первыми. А когда тебе в лицо одним махом разряжают сотню ружей, то с непривычки обделаться или там ружье выронить — да раз плюнуть! А еще некоторые ветераны, негласно, поелику сие было строго запрещено, снаряжали ружье не бумажным, а войлочным пыжом — на такой дистанции тот вполне долетал до противостоящей шеренги и награждал новобранца неопасным, но заметным ударом, коий многие с перепугу принимали за попадание пули. И частенько валились наземь, кто молча, а кто и вопя, что его убили… А капралы да сержанты примечали, кто на коленки слаб, а потом гоняли таковых пуще прежнего.

— Пали!

За окном снова грянул залп, но шибко затянутый, считай, и не залп, а разнобой. Похоже, сержанту, начальствующему над новобранцами, удалось-таки навести порядок и заставить их сделать первый залп.