Давай притворимся, что этого не было - Дженни Лоусон

P.P.P.P.S. Ну ладно, я только что устроила у нас дома пожар, но это была чистая случайность. Я пыталась приготовить тебе на завтрак пиццу и случайно засунула в духовку полотенца. Знаю, что звучит подозрительно, потому что я только что говорила про пожар в доме, но это всего лишь ужасное-преужасное совпадение. Не могу не отметить, что ничего подобного в жизни бы не случилось, если бы те, кто строил наш дом, не додумались разместить ванную так близко от духовки. Они как будто хотели, чтобы я подожгла дом. Эти ребята мудаки. Не ты. Я люблю тебя.

P.P.P.P.P.S. Заеду в магазин по дороге домой и куплю тебе отдельную коробку с маслом, чтобы тебе не пришлось смотреть на масло в клетку. Прости. Не знаю, почему не подумала об этом сразу.

P.P.P.P.P.P.S. На самом деле все это неправда, за исключением истории про масло. Ну что, почувствовал облегчение? Знаю, что почувствовал. И теперь ты уже вряд ли будешь наезжать на меня из-за масла, ведь, господиисусе, я же не пыталась сжечь дом (если не считать того раза, когда я действительно чуть его не спалила, но это была чистая случайность, причем и в тот раз были виноваты строители – ну кто станет оставлять бумажную инструкцию от духовки в самой духовке? А я тебе скажу, кто – тот, кто хочет нашей с тобой смерти). Видишь, как по-разному можно на все смотреть?

P.P.P.P.P.P.P.S. Не заглядывай в масленку.

– Кажется, у нас дома коза, – сказала моя сестра, слегка повернув голову и прислушиваясь к странному звуку, доносящемуся из коридора. При этом она даже не попыталась встать.

Уверена: она ошибается. Не столько потому, что в доме не может быть козы, сколько потому, что этот дом больше не наш. Конечно, мы с ней выросли в этом доме, и он все еще кажется теплым и знакомым, но мне уже удалось отгородиться от него достаточно, чтобы не чувствовать себя обязанной вставать и прогонять заблудившихся коз – в конце концов, я не живу здесь вот уже больше десяти лет.

– Нет, – объясняю я ей, оглядываясь на разложенные прямо на полу нашей спальни фотоальбомы. – Коза в доме у наших папы и мамы.

Она показывает на меня пальцем и подмигивает.

– Ах да, ты права. Слушай, только глянь на эти фотки, на которых ты маленькая в разных париках. Какого хрена тут происходит?

Только я начинаю отвечать, как топот в соседней комнате становится громче, а потом оттуда и вовсе начинают доноситься визги.

– В доме точно коза, – повторяет она. – Ну или пони.

Нечто подобное было бы немыслимо в ее или в моем доме, но на этой неделе мы приехали погостить к родителям в Уолл, а в небольшом доме, в котором восемь людей, один душ и слишком много коз,[31] это – совершенно нормальное явление.

Я продолжаю листать фотоальбом, как будто ничего не происходит.

– Я просто останусь в комнате, пока она не уйдет. Не мне с этим разбираться. – Что-то тяжелое ударилось об стену. – Господи, воспоминания из детства так и нахлынули.

Визги становятся все громче, и Лиза вздыхает.

– Наверное, это все ПТСР. Но, – в ее голос закралась нотка сомнения, – там наши дети, так что, может быть, нам все-таки стоит пойти проверить.

Лиза считает, что мы должны защищать наших детей от всего, что придумывает для них наш отец, но я склонна в данном вопросе придерживаться маминой позиции.

– Чему они научатся, если мы будем вечно их выручать? – спросила я. – В их возрасте мы уже усвоили, что нужно пригнуться и спрятаться, пока шум не пройдет. К тому же я почти уверена, что это радостные визги, так что все наверняка в порядке. Ну или следующие несколько часов окажутся для нас очень трагичными.

– Ой, я тут вспомнила, – сказала Лиза, нахмурившись при виде фотографии, на которой ей один год и она сидит в окружении пустых бутылок из-под пива. – За день до того, как ты приехала, зашел папа и спросил у моих детей, не хотят ли они посмотреть на новых «питомцев», и когда они закивали, выпустил из мешка прямо на пол в гостиной живых утят, чтобы дети за ними гонялись. Мама была в ярости. А папе даже не пришло в голову сначала их посчитать, так что никто даже не знает, всех мы поймали или нет.

– Кто носит уток в мешке? – задумалась я, впрочем, ответ и так напрашивался сам собой. Визги поутихли, и теперь я слышала хихиканье, топот и, похоже, кряканье. – Вот дерьмо, – сказала я, уже смирившись с происходящим. О детях я не беспокоилась (им было от двух до девяти и обычно они сами друг за дружкой присматривали), но я беспокоилась за утят. Я посмотрела на Лизу, сломалась и закатила глаза. – Ладно. Возьму метлу. Пока я буду их выгонять, охраняй дверь, чтобы козы не забрели.

Я увидела настоящий бардак, но до боли знакомый. Утята крякали и бегали повсюду, прятались под мебелью и даже пытались просочиться под декоративное неработающее пианино. Дети загоняли их в угол и брали на руки, и утята тут же обделывались – тогда дети взрывались смехом, роняли утят на пол и все начиналось сначала.

– ГЕНРИ! Что ты сделал?! – закричала мама на отца, любующегося сотворенным им хаосом. Спустя все эти годы в его глазах все еще горел озорной огонек.

– А что? – спросил он, поддразнивая. – Я постелил на пол бумагу.

Он не врал. Посреди гостиной действительно лежал ровно один газетный лист.

– И ты решил, утки поймут, что нужно оставаться на газетке? – с сарказмом спросила она, уставившись на перепуганного утенка в детском кулачке.

– Ну, наверное, нет, – признал мой отец, но ему было просто приятно смотреть, как веселятся дети, и мы все прекрасно понимали, что подобное будет происходить и дальше. Мама выгнала его на улицу, потому что он только все усугублял криками:

Это уже был откровенный цирк, и я порадовалась, что Виктору из-за работы пришлось остаться дома в Хьюстоне, потому что он без конца бы мне потом это припоминал. Наконец мы поймали последнего перепуганного утенка и оставили их всех в корзине в тихой затемненной спальне, чтобы они успокоились (и папа не смог принести их обратно в дом, как только они опять окажутся снаружи). Мы с Лизой снова устроились поудобней на нашей старой кровати и продолжили смотреть фотоальбомы, как будто ничего не случилось. Немного странно, когда подобная хрень становится нормой, но именно так все и устроено, так что приходится учиться принимать удар на себя, даже если этот удар исходит от острых когтей на лапках утят, которые не понимают, что ты пытаешься им помочь.