Давай притворимся, что этого не было - Дженни Лоусон

– Я САМА НЕ ВЕДАЮ, ЧТО НЕСУ! ЭТО ВСЕ ТОКСИНЫ!

Но он все равно не разрешил мне их купить. Вот почему я решила дождаться его командировки в Нью-Йорк, чтобы провести себе чистку толстого кишечника.

В тот вечер я приняла две таблетки слабительного и вдруг заметила, что в инструкции говорится про «мягкий результат», но мне казалось, что хорошая чистка кишечника вовсе не должна быть «мягкой», так что я проглотила еще три. А таблетки, заразы, были с шоколадным вкусом, а сама я проголодалась, поэтому съела еще одну. А потом ничего не произошло. Тогда на следующее утро я приняла еще две таблетки (потому что я уже решила, что это со мной что-то не так и что у моего организма какая-то странная повышенная сопротивляемость к слабительному), а потом пошла в «Старбакс» и заказала гигантскую чашку фраппучино. Возможно, это была ошибка, потому что кофе, как оказалось, тоже обладает слабительным эффектом, – но в тот раз я об этом не думала, потому что была слишком занята мыслями о телефонном разговоре по поводу фраппучино, который состоялся у меня с Виктором на прошлой неделе, когда он позвонил мне на работу:

[Звонок]

Я: Это Дженни.

ВИКТОР: И почему это они не делают шоколадные «Слерпи»?[30]

Я: Э-э… что?

ВИКТОР: Ну, шоколадные «Слерпи». Почему их нет?

Я: Вообще-то есть. Они называются «Фраппучино мокко».

ВИКТОР: Не-а. Это не то же самое. С фраппучино не дают этих трубочек с маленькими ложками на конце.

Я: Ты путаешь, это «Айси» с такими трубочками продают, а не «Слерпи».

ВИКТОР: В следующий раз я приду в «Старбакс» и скажу такой: «Дай-ка мне трубочку с ложечкой на конце, мудило!!!» А как еще съесть этот последний кусочек в конце, а? Только трубочкой с ложечкой!

Я:…?

ВИКТОР: Им следует объединиться, «Старбаксу» и «7-Eleven».

Я: Мокаслерпуччино?

ВИКТОР: Ну или «слерпимакиато». Но это был бы дьявольский союз.

Я: Так тебе от меня все-таки что-то было нужно или…?

ВИКТОР: Ду-ду, ва-ва.

Я: А это еще что?

ВИКТОР: Это я музыку из «Антихриста» изображаю.

Обращаю ваше внимание, что он даже не начал разговор с «Алло», что удручает меня как-то больше, чем вся эта история с «Антихристом», потому что приветствие – это фундамент вежливого общества, а также одна из немногих вещей, которые отличают нас от медведей.

Итак, я вернулась на машине домой, попивая свой фраппучино и думая о том, что в следующий раз надо дать Виктору поговорить с моим автоответчиком, и тут вдруг мои кишки взорвались. В смысле, они не взорвались в буквальном смысле слова, но ощущение было именно такое. Поначалу я была такая типа: «Ладно, боль – это хорошо. Значит, слабительное действует», а потом поняла, что это была не какая-то там йога и что я совершила на самом деле ужасную-преужасную ошибку. Я не собираюсь вдаваться в подробности, но ощущение было такое, будто у меня расплавились ноги, а в желудок ко мне забрался слон, который теперь пытается вырваться наружу. Причем у этого слона, судя по всему, имелись клешни, а вместо хобота у него были змеи.

Поскольку Виктор был в Нью-Йорке, а Хейли – в школе, весь дом оказался в моем распоряжении, и это было хорошо, потому что, по правде говоря, мне было бы крайне сложно и дальше поддерживать свой загадочный и женственный образ, если бы кто-то услышал раздававшиеся из туалета звуки. В какой-то момент я начала беспокоиться, не случился ли у меня передоз. Я не знала точно, что именно представляет собой передоз слабительного, но не сомневалась, что приятного в этом мало и что в результате ты непременно высрешь всю свою толстую кишку. Не уверена, возможно ли это с медицинской точки зрения, и я хотела было позвонить Лотте и спросить, не было ли у нее такого чувства во время чистки, будто она высирает собственный кишечник, но у меня едва ли получилось бы сдержать крик боли, да и ее номера у меня тоже не было.

Типа, случись это с Томасом Эдисоном, именно об этом бы и говорилось в первом абзаце статьи про него в «Википедии». Выглядело бы это приблизительно так: «Томас Эдисон, выкакавший свою собственную толстую кишку, сделал ряд открытий и изобрел множество устройств, изменивших нашу с вами повседневную жизнь до неузнаваемости. А мы сказали, что он выкакал свою толстую кишку? Потому что так все и было. Томас Эдисон выкакал свою толстую кишку. Честно говоря, мы просто не можем не обратить на это ваше внимание еще раз».

Примерно на этом этапе я и решила, что пора мне что-то предпринять, и нашла средство от поноса и приняла полную дозу. Я подумывала выпить еще, но к тому моменту уже начала беспокоиться, как бы не пришлось звонить в «Скорую», а мне не хотелось им объяснять, почему я выпила в три раза больше рекомендованной дозировки слабительного, а потом еще в три раза больше рекомендованной дозировки средства от поноса – даже мне это напоминает какую-то плохо спланированную попытку самоубийства. Одна таблетка средства от поноса, с другой стороны, казалась мне вполне рациональным решением – ну относительно. «Ну разумеется, – подумала я, – так я буду казаться куда более вменяемой, и меня уже вряд ли засунут в психушку».

Как и следовало ожидать, средству от поноса было не справиться с мощным слабительным – это все равно что надевать на ноги футбольные щитки, находясь в эпицентре урагана, только еще менее эффективно, потому что щитки уберегут ноги от ссадин, и хоронить тебя можно будет в юбке (если, конечно, ноги не вырвет с корнем, что запросто может случиться). Как бы то ни было, от этого лекарства толку не было ровным счетом никакого – только язык весь почернел.

Мне пришло в голову, что, может быть, мне станет лучше, если я налопаюсь сыра, так как у нас в школе как-то раз одна девочка объелась сыром и у нее случился такой сильный запор, что ей пришлось лечь в больницу, чтобы врач там все прочистил. Услышав эту историю, я больше не могла на нее спокойно смотреть и частенько задумывалась, разрешили ли ей забрать удаленные какашки, – отдают же пациентам вырезанные гланды. Тут-то я и вспомнила, что сыра дома нет ни кусочка, а даже если бы и был, толку от этого было бы мало, потому что я не могла отойти от унитаза. Тогда-то я и услышала какой-то шум за дверью туалета.

Звук был такой, будто кто-то прислонился к двери снаружи и барабанит по ней костяшками пальцев, и я была такая вся типа: «Господи, я же не закрыла дверь в туалет на щеколду», а потом подумала: «Погодите, а с какой стати мне вообще закрывать дверь на щеколду, раз я дома одна?» Сначала я решила, что это убийца или насильник, но тут же подумала, что если это и насильник, то его ждет огромное разочарование. А потом я подумала, что с моей стороны странно даже просто прикрывать дверь в туалет, раз я дома одна, – впрочем, как мне кажется, дверь в туалет вообще никогда нельзя оставлять открытой нараспашку, потому что именно с этого и начинается развал общества. Потом я снова услышала потенциального насильника и специально закашляла на тот случай, если это был грабитель, решивший, будто дома никого нет. Кашель, как я рассчитывала, должен был дать ему понять, что пора уходить, хотя, пожалуй, остальные доносившиеся из туалета звуки были куда более устрашающими, чем какой-то там кашель. Как бы там ни было, я старалась быть вежливой, ведь я же леди.