Последняя черта - Феалин Эдель Тин-Таур

Девушка остановилась, даже скорее застыла, запнувшись о несуществующие корни, и странно посмотрела на Дикого.

— Какая разница, что важно, а что — нет? Это лучше, чем смертная казнь. А то, что я сделала, — я не должна была. Это было отвратительно.

Руки в крови, белая рубашка... Таша почти вздрогнула. По крайней мере, тонкая шея напряглась, а последующий выдох получился судорожным.

— На самом деле, это было не по неосторожности. Состояние аффекта. Я сама схватилась... за нож. Меня не должны были оправдать, но, скорее всего, бабушка дала кому-нибудь взятку, а статистика за месяц выходила хорошая, и поэтому дожимать не стали.

Она смотрела на него своими умными глазами, в которых можно было увидеть вечно скрытую тоску и настороженность по отношению ко всему подряд. Грусть от разбитой на осколки жизни, понимания грязного мира и своей собственной грязи в придачу.

— Есть вещи отвратительнее убийства, — заявил он спокойно, тоже остановившись. — Ты не должна была этого испытать, но то, что ты схватилась за нож, не делает тебя неправильной, плохой... Даже убийцей не делает. Большая разница, что для тебя важно, а что — нет. Для меня — большая. Я всё-таки твой друг.

«Наверное», — про себя и для себя добавил Дикий.

— Друг? — переспросила Таша и сама не поняла почему. — Правда?

Почему-то ей было сложно это принять. До сих пор столь тесное общение с кем-то выбивалось из рамок привычной замкнутости. Она не была сейчас уверена, что решила уточнить именно подобный контекст, и от этого почти испугалась, но внутренне. Таша иногда ловила себя на том, что выделяет Дикого из остальных. Например, недавно появившийся Ворон настораживал, и если от него нужно было бы прятаться, то Таша в качестве защитника выбрала бы Дикого. Или Алису — но та пока была не боеспособной. На последнем месте стояли Лёха с Доктором.

— Хорошо. Я просто до сих пор никак не привыкну, что важна кому-то, кроме бабушки, наверное...

— Правда, — подтвердил уверенно. И добавил, уже не очень: — Может, не только. Но для меня ты важна.

— В каком смысле? — на лице у Таши отразились неподдельное непонимание и рьяное желание разобраться.

Не то чтобы Дикий был трусом, но после такого разговора мучить Ташу подобными темами как-то не хотелось. Они так редко оставались наедине, он до этого не то чтобы когда-то на кого-то так засматривался... А теперь ещё и «отвратительнее убийства» вкупе с её возрастом, горечью и страхом. «Сам себе бы рожу набил», — мысленно заключил он.

— Ты мне нравишься, Таша, — пришлось всё же пояснить. Надеялся, что она его поймёт и так, но только сейчас осознал, что зря — конечно, вряд ли у неё был богатый опыт личных отношений... — Как девушка нравишься.

Они стояли, наверное, как два дебила, посреди улицы, между двух тусклых фонарей, со струйками живого тумана из пальцев.

— Это ни к чему тебя не обязывает, — тут же мягко добавил Дикий. — И ничего не меняет. Пожалуйста, хотя бы меня не бойся.

— Да не боюсь я, — смутившись, даже, кажется, покраснев, пробормотала Таша. — Ещё чего. Ты не пугаешь.

Она облизнула губы, опять не зная, куда себя деть. Пыталась придумать, что сказать ещё, но в голову ничего не лезло. Слова выбили из колеи напрочь. Ташка не понимала, как может кому-то нравиться вне плотского смысла и как подобные чувства ни к чему её не обязывают. Глупой выглядеть не хотелось, поэтому она проглотила вопрос «А как это?» и просто неловко улыбнулась.

— Вот и хорошо, — улыбнулся Дикий в ответ, подошёл, снова предложил руку. — Пойдём. А то ребята волноваться будут.

Таша кивнула, приняла уже понятный жест и, поддавшись внезапному порыву, приподнялась на цыпочки. Пришлось силой притянуть его, но с задачей справилась — чмокнула в щёку, ещё сильнее покраснела и потянула за собой, боясь даже смотреть на Дикого. Ей казалось, что она должна была это сделать, потому что сказать не могла, а выразить хотелось.

Ещё не «Ты мне нравишься», но уже «Мне с тобой спокойно».

— Я скоро свихнусь, — отчаянно прошептала Таша. — Точно тебе говорю. Достало.

— Не свихнёшься, — строго сказал Доктор, поворачиваясь к ней спиной. — Кто тебе даст?

Динамик лифта объявил: «первый этаж», двери разъехались в сторону — первым вышел Док, потом пропустил Ташку вперёд и придержал дверь подъезда. Дохнуло прохладой.

Вечер выходил совсем промозглым, холодным. Темнота давно опустилась на улицы, стрелка часов подбиралась к одиннадцати, и ближайший магазин грозил закрыться. До круглосуточного пилить три квартала, делать этого не хотелось, а отсутствие некоторых продуктов обнаружилось только при необходимости приготовить поздний ужин. Искавшая повод подышать свежим воздухом Таша вызвалась в самоотверженный поход. С удовольствием бы сгоняла одна, но кто её спрашивал?

— Мне надоела эта гонка за смертью. Или с ней… Не важно. Мне синяки Ворона в кошмарах снятся чаще, чем Дикий.

— Кошмары — это хреново. Могу помочь избавиться, если хочешь.

— Да?

В Докторе она в последнее время видела какую-то очень своеобразную, но защиту. Вечно уверенный, пусть и мрачный, он вселял эту уверенность и в саму Ташу. Говорил порой странные вещи, жуткие, но, если их не замечать, было хорошо. Спокойно. Будто стоишь за каменной стеной и есть на что опереться. После смерти любимого ей ни в ком подобной поддержки найти не удавалось. Даже в Алисе. Доктор мог молчать, мог говорить, но ему было невозможно не верить. И не слушаться — тоже нереально. Если он говорил, что надо поесть, а делать этого категорически не хотелось, Таша шла и послушно хотя бы заливала хлопья молоком, а то и вовсе потихоньку клевала приготовленную, чаще всего Кастой, нормальную еду. Если говорил — хватит курить, тушила сигарету и не тянулась к пачке минимум полтора часа. Как у Дока получалось такое проделывать, Таша не понимала, но была благодарна.

— Кошмары — это страхи нашего подсознания. А его можно чистить.

Ташка усмехнулась.

— Если да, то почисти моё, пожалуйста. Основательно так. Набело.

— Чтобы ты стала безвольным овощем? —  Доктор осуждающе взглянул на неё. — Нельзя. Но я сделаю по-своему. Надеюсь, сегодня ты будешь спать спокойно. Не обещаю, но очень постараюсь.

Двор, в который они зашли, чтобы сократить дорогу, был неплохо освещен. Работали все лампы над подъездами — редкость для такого района.

— Спасибо. Даже если не получится — всё равно спасибо.

Доктор только кивнул и внезапно замер, насторожившись. Тревога появилась совершенно внезапно, на ровном месте, а затем справа, на парковке, зажглись фары машины.

— Идём. Быстро! — процедил он, подталкивая ничего не понимающую Ташу в спину, — и не оглядывайся.

Его всегда нервировали подобные ситуации, а тут почему-то стало почти страшно. Док успел даже подзабыть, каково это чувство, как оно прожигает насквозь всё тело и старается вытеснить все мысли.