Птичий город за облаками - Энтони Дорр

Наконец Констанция в изнеможении, дрожа, садится на койку, и диоды в потолке меркнут. Миссис Чэнь сказала, что Сивилла – книга, вмещающая целый мир: тысячу рецептов макарон с сыром, записи температур Арктического моря за четыре тысячи лет, конфуцианскую литературу, симфонии Бетховена и геномы трилобитов. Это наследие всего человечества, цитадель, ковчег, лоно – все, что можно вообразить и что нам может когда-нибудь понадобиться. Миссис Флауэрс сказала, этого будет довольно.

Каждые несколько часов у нее на языке вертится вопрос: Сивилла, я осталась одна? Ты ведешь корабль-кладбище с единственной живой душой на борту? Однако она не решается спросить.

Папа просто ждет. Ждет, когда станет безопасно. И тогда откроет дверь.

Зено

Автобус высаживает его у бензоколонки «Тексако». Миссис Бойдстен стоит, облокотясь на свой «бьюик», и курит.

– Тощий какой. Получал мои письма?

– Вы мне писали?

– Первого числа каждого месяца как штык.

– А что в них было?

Она пожимает плечами:

– Новый светофор. Сурьмяную шахту закрыли.

У нее аккуратная прическа, глаза ясные, но когда они идут к кафе, Зено замечает, что одна нога у нее на полсекунды запаздывает.

– Пустяки, – говорит миссис Бойдстен. – С моим отцом тоже так было. Послушай: твоя собака умерла. Я отдала ее Чарли Госсу в «Нью-Мидоу». Он сказал, это была тихая смерть.

Афина дремлет у библиотечного камина. Зено так устал, что не может даже плакать.

– Она была старая.

– Да.

Они садятся, заказывают яичницу, и миссис Бойдстен закуривает новую сигарету. У официантки на шее висят на цепочке очки. Фартук у нее пугающе белый. Она спрашивает:

– Тебе промыли мозги? Говорят, некоторые ваши ребята перешли на сторону коммуняк.

Миссис Бойдстен стряхивает пепел в пепельницу.

– Просто принеси нам кофе, Хелен.

На озере вспыхивают клинки солнечного света. Моторки шныряют туда-сюда, вспарывая воду. На заправке голый по пояс загорелый мужчина смотрит, как заливают бензин в его «кадиллак». Невозможно поверить, что такое происходило все эти месяцы.

Миссис Бойдстен внимательно смотрит на Зено. Он понимает: люди ждут от него каких-то слов, но не правды. Они хотят услышать историю про отвагу и стойкость, о том, как добро победило зло, песнь возвращения о герое, который нес свет в темные края. Официантка убирает посуду с соседнего стола, на трех тарелках осталась еда.

Миссис Бойдстен спрашивает:

– Ты там кого-нибудь убил?

– Нет.

– Ни одного человека?

Приносят яичницу-глазунью. Зено протыкает вилкой желток, тот растекается, непристойно поблескивая.

– Вот и хорошо, – говорит миссис Бойдстен. – Так оно и лучше.

В доме все по-прежнему: фарфоровые дети, страдающий Иисус на каждой стене. Те же лиловые занавески, те же можжевеловые кусты, под которые Афина забивалась в самые холодные ночи. Миссис Бойдстен наливает виски.

– Криббедж, малыш?

– Я думал лечь.

– Конечно. Отдыхай.

В ящике комода дремлют в коробке солдатики «Плейвуд пластикс». Солдат номер 401 взбирается по склону с винтовкой. Солдат номер 410 стоит на коленях за противотанковым орудием. Зено ложится на ту же латунную кровать, на которой спал в детстве, но матрас слишком мягкий, и за окнами слишком светло. Наконец хлопает дверь – миссис Бойдстен вышла. Зено спускается по лестнице и отодвигает задвижки на всех дверях в доме. Ему надо, чтобы они были по меньшей мере не заперты, а лучше – открыты. Потом на цыпочках спускается в кухню, находит батон, рвет пополам, половину убирает под подушку, остальное рассовывает по карманам. На всякий случай.

Он спит на полу рядом с кроватью. Ему нет и двадцати.

Пастор Уайт находит ему работу в окружном департаменте дорожных работ. Золотой осенью, когда на склонах ярко желтеют лиственницы, Зено работает с бригадой, в которой все старше его. Автогрейдером и бульдозером «Катерпиллар RD6» они засыпают ямы, выравнивают размытые участки, улучшают дороги даже в крохотные горные поселки. С наступлением зимы он просит ту работу, на которой ни с кем не надо общаться: ездить на старом армейском снегоуборщике. Три спиральные лопасти бросают снег в лобовое стекло своего рода обратной лавиной. В темноте фары подсвечивают устремленный в небо снежный фонтан, и зрелище это гипнотизирует Зено. Странная одинокая работа. Дворники лишь размазывают снег по стеклу, печка греет примерно двадцать процентов времени, а оттаиватель – вентилятор за решеткой на приборной панели. Приходится одной рукой крутить баранку, а другой – протирать стекло тряпкой, намоченной в спирте.

Каждое воскресенье Зено отправляет письмо в британскую ветеранскую организацию – просит сообщить что-нибудь о ефрейторе Рексе Браунинге.

Идет время. Снег тает, снова падает, лесопилка сгорает, ее отстраивают заново, дорожная бригада засыпает гравием промоины, ремонтирует мосты, дожди или камнепады их разрушают, и бригада ремонтирует их снова. Потом опять зима, и роторный снегоуборщик швыряет на кабину гипнотические фонтаны снега. Машины постоянно замерзают, или их заносит на снегу либо в грязи, и они вылетают с дороги. Зено постоянно их вытаскивает: прицепить трос, дать задний ход.

Иногда с миссис Бойдстен творится что-то странное. У нее резко меняются настроения. Она забывает, что хотела купить в магазине. Спотыкается на ровном месте; собирается покрасить губы и проводит помадой по щеке. Летом 1955-го Зено везет ее в Бойсе и доктор диагностирует болезнь Гентингтона. Предупреждает, что надо будет за ней следить, поскольку дальше она начнет заговариваться и совершать резкие непроизвольные движения. Миссис Бойдстен закуривает и говорит: «За собой следи».

Он пишет в Корейские силы Британского Содружества. Пишет в эвакуационное отделение Оккупационных сил Британского Содружества. Ответы приходят честные, но пустые. Военнопленный, статус неизвестен, другой информацией не располагаем. Из какого он подразделения? Зено не знает. Фамилия командира? Зено не знает. Только фамилию, имя и то, что Рекс был из Восточного Лондона. Ему хочется написать: когда Рекс зевал, он похлопывал себя по рту. У него были ключицы, в которые я мечтал впиться зубами. Он рассказал мне, что археологи нашли тысячи древнегреческих сосудов с надписью ΚΑΛΟΣΟΠΑΙΣ: мужчины постарше дарили их мальчикам, которых находили привлекательными. ΚΑΛΟΣΟΠΑΙΣ, καλός ὁ παῖς, «мальчик красив».

Как может исчезнуть человек, который столько носил в голове, был полон таких энергии и света?

В следующие зимы раз пять-шесть, когда он наклоняется над замерзшим мотором на Лонг-вэлли-роуд или отцепляет трос, другой мужчина берет его за локоть или кладет ему руку на талию. Они уходят в гараж или в мглистой темноте забираются в кабину снегоуборщика. Один работник с ранчо несколько раз словно нарочно загоняет машину в снег, чтобы это повторить, но весной исчезает без единого слова, и больше Зено его не видит.