Кровь в моих жилах - Татьяна Лаас

тоже звенели. Точнее били набатом. Кто сильнее наполовину Рюриковича с золотым соколом на груди⁈ Только цесаревич… Только думать так неверноподданнически.

— Это получается, что гроши в управе предназначались любому⁈ В том числе они могли попасть и тебе, Мишка?

Она видела, как сгорали черные нити проклятья на его руке, оставляя после себя красные, припухшие рубцы.

— Нет… — возразил он угрюмо. — Проклятье предназначалось только Ивану. У меня, свет моей души, самые мелкие монеты в кармане — гривенники. Я гроши не ношу и даже в качестве сдачи не принимаю, как не делал этого и Богдан Семенович. Грош был направлен против Ивана. Его спасать надо — прибьют же его жандармы, еще и отчитаются, что дело об убийстве в Сосновском раскрыли, а он ни в чем не виноват. Ты сказала, что зафиксировала его след?

Светлана вцепилась в его руку, чтобы точно не сбежал:

— Миша, ты один на берендея не пойдешь!

— Не пойду, — легко согласился он. — Но ты же прикроешь мою спину?

— Мне велили как бы дома сидеть. Под защитой.

Он улыбнулся озорной мальчишечьей улыбкой, совсем неподходящей для момента:

— Вот и будешь под моей защитой. А я под твоей.

Светлана закрыла глаза: как же с ней Громову было просто — она большую часть времени валялась под снотворным. Мишке это не грозит. Она совсем не зельевар. Заклятьем его усыпить, что ли? Как его лакея. Только она сама себя не простит, если Ивашка из-за её сомнений пострадает.

— Громову ни слова, — твердо сказала она.

— Я могила! Дай мне час — я доберусь домой, соберу защитные артефакты и вернусь на магомобиле за тобой. Заодно отвод глаз для тебя прихвачу, чтобы Громова почем зря не нервировать. И подумай, кто против нас играет: нужен берендей — он тут же находится. Кто-то очень умный и влиятельный. И очень магически одаренный. Все, я помчался. Никому не доверяй!

Она в окно проводила Мишку, глядя, как он сел в наемный экипаж, который почему-то поехал не в сторону дома. И куда его понесло? Даже ему доверять нельзя! Да что ж за жизнь такая. Она запомнила номер извозчика — потом попросит Синицу найти его и узнать, куда ездил Мишка.

Глава одиннадцатая

Лес поет колыбельную

Под доносящийся из дальней каморки на первом этаже тихий бубнёж Волкова, отвлекавшего Ларису и Герасима расспросами об Ольгинске, Светлана выскользнула из дома. Отвод глаз действовал против людей, но от дождя он не скрывал — Светлана в своей чиновничьей шинели промокла, пока добралась до припаркованного через дорогу серого, скромного «Рено». Оказывается, у Волковых и такие магомобили есть, а не только пафосные «Руссо-Балты». Забавно, что полиция тоже ездила на «Руссо-Балтах» — на «утопленниках», поднятых со дна Финского залива и больше ни на что негодных, кроме как служить полиции. Кстати, в Сосновском как раз видели серый «Рено», отъезжающий от парка — Синица упоминал. И уже только от одной этой мысли становилось тошно.

Светлана забралась на заднее сиденье магомобиля и легла, с головой прячась под приготовленный для неё плед. Сиденье было неудобным, коротким, пришлось прижимать колени к груди, чтобы уместиться. Интересно, Мишка простит испачканные сиденья? Разуваться Светлана не стала, только мокрую кепку стянула с головы и сунула в карман шинели. Было холодно. Она долго, старательно дышала ртом, согревая воздух под пледом. Михаил не спешил — то ли давал время Светлане, то ли всерьез озаботился Ольгинском и помощью Ларисе. Хорошо бы последнее — проклинать Светлана не любила.

Монотонно, усыпляюще барабанил дождь по крыше. Шумела вода, утекая в далекую Уземонку. Светлана, борясь с накатывающими мягкими волнами сна, перебирала в памяти убийство в Сосновском. Она была согласна с Мишкой: когда что-то старательно выпячивают, как в данном случае «императорское» происхождение жертвы, то что-то, наоборот, стараются спрятать. Например, личность убийцы. Но это же и так очевидно: любое расследование отталкивается от личности убитого — так учил на курсах Севастьян Севастьянович. Его бы сюда. Может, он бы разобрался. В любом случае, ему бы точно было интересно. Светлана зевнула и тут же звонко чихнула — только простыть снова не хватало. Значит, есть что-то такое в убийце, что в любом случае надо скрыть?

Светлана снова вспоминала: утро, поездка в Сосновское, жертвенная поза убитой, необходимость стазиса, упрямый Громов, который пошел против правил. Она чуть челюсть не вывихнула, давясь зевком — сейчас бы кружку крепкого кофе, можно даже без сахара и молока, как тогда. Её окатило волной жара — Светлана чуть не села от озарения на сиденье. Все началось не с отказа Громова свернуть расследование! Все началось с Мишки! Это он позвонил на кристальник и уговорил, балабол, выйти на третье дежурство подряд. Это он должен был ехать на вызов. Это он должен был увидеть жертвенную позу у убитой. И Громову не удалось бы уговорить Волкова отложить стазис. О жертвоприношении было бы доложено жандармам — это их обязанность выслеживать язычников. Не обошла бы эта новость и кромешников. Пока бумаги летали туда-сюда, пока собирали команду, пока решали, кто будет проводить расследование, дожди бы смыли следы берендея в лесу, а вокруг капища они и так были затерты магией. И баюша бы умерла в лесу без помощи. Она бы не смогла ничего рассказать. Думать о том, была ли хоть капля правды в словах Китти, Светлане пока было дурно. Пока не об этом. Пока об убитой. Когда жандармы или даже кромешники добрались бы до места преступления, то обнаружили бы ожерелье. Или даже платье? Было ли еще что-то, указывающее на императорское происхождение жертвы? Светлана так и не спросила у Громова. И про зарницы забыла спросить — пролилась ли в Сосновском настоящая императорская кровь? Если убитая — не княжна, то убийца-то может быть Рюриковичем. Пролил ли он там свою кровь? Именно это и могли скрывать в Сосновском, подсовывая лжекняжну. В любом случае, тело убитой увезли бы в Москву, и там бы все засекретили, как случилось с Василием Федоровичем Рюриковичем-Романовым. Даже скорее не так. Из-за особенной даты дело сразу бы взяли кромешники. Тело убитой изучали бы в Москве. Там бы и обнаружили ожерелье. Тут, в Суходольске никакой Громов бы об этом не узнал. Как не узнала бы Светлана — все подарки Волкова она возвращала ему без осмотра. Точно так же было бы с обновленным ожерельем — вернула, не прикасаясь,