Последний Дозор - Сергей Лукьяненко

— Сейчас я из тебя самого лагмансделаю, — пообещал я официанту. — И накормлю им твоего брательника.За чайханой следят?

— Не… не знаю… — Официант сразупонял, что, несмотря на мою внешность, надо говорить по-русски. — Я незнаю, мне велели!

— Пшел вон! — велел я,вставая. — Чаевых не будет.

Официант бросился к двери на кухню. Апосетители тем временем принялись покидать чайхану, по такому случаю решивобойтись без платы. Что их так напугало — мои слова или интонации?

— Антон, штаны себе не прожги, —сказал Алишер.

Я опустил глаза — в моей правой ладони сшипением крутился файербол. Я разозлился настолько, что заклинание «с кончикапальцев» вышло на пусковую стадию.

— Спалить бы этот гадючник… вназидание, — процедил я сквозь зубы.

Алишер молчал. То неловко улыбался, томорщился. Я прекрасно понимал, что он хочет сказать. Что эти люди не виноваты.Им велели, и они не могли воспротивиться. Что эта небогатая чайхана — все, чтоу них есть. Что с нее кормится две-три большие семьи с детишками и стариками.Но он молчал, потому что в данном случае я был вправе устроить маленький пожар.Человек, пытающийся отравить трех Светлых магов, заслуживает воспитательныхмер. В назидание и себе, и другим. Мы Светлые, а не святые…

— Шурпа хорошая была, — тихо сказалАлишер.

— Пошли сквозь Сумрак, — сказал я,превращая файербол в струйку жидкого пламени и выливая ее на блюдо с пловом.Рис и мясо превратились в головешки вместе с мышьяком. — Не хочется мнечто-то мелькать в дверях. Слишком быстро работают, твари.

Алишер с благодарностью кивнул, встал, дляверности растоптал угольки на блюде ногами и опрокинул туда два чайника.

— Зеленый чай тоже был хорош, —согласился я. — Слушай, ведь чай вроде как простецкий. Гадкий чай, есличестно. А очень вкусный!

— Тут главное — правильнозаварить, — с облегчением подхватил разговор Алишер. — Когда чайникупятьдесят лет и его ни разу не мыли… — Он запнулся, но, не обнаружив намоем лице ярко выраженного отвращения, продолжал: — В этом-то и вся хитрость!На стенках изнутри образуется такая хитрая корочка из танинов, эфирных масел ифлавоноидов…

— А разве в чае содержатсяфлавоноиды? — удивился я. Снова повесил сумку на плечо. Едва не забыл.Белье — ладно, но в сумке комплект боевых амулетов от самого Гесера и пятьтолстых пачек баксов!

— Ну, может, я и путаю… — согласилсяАлишер. — Но дело именно в этой корочке, она позволяет заваривать чайсловно в скорлупе из чая…

Уже привычно подхватив Афанди под руки, мывошли в Сумрак. Хитрый старик не спорил, даже наоборот, поджал ноги и повисмежду нами, гнусно хихикая и покрикивая: «Но! Но!» Я подумал, что если все-такивопреки воспоминаниям Гесера Афанди и есть Рустам — не посмотрю на возраст.Обложу таким русским народным, что у него уши в трубочку свернутся.

Честно говоря, я бы предпочел «уазик» или«ниву». Не из патриотических соображений, а потому что джип «тойота» не самаяраспространенная в Узбекистане машина. А маскировать ее при помощи магии — всеравно что размахивать над головой флагом и вопить: «Мы здесь! Кто нановенького?»

Но Афанди очень уверенно сказал, что дороганас ждет плохая. Совсем плохая. Единственная «нива», на которую мы наткнулисьпоблизости от чайханы, была в таком ужасающем состоянии, что подвергатьстарушку издевательствам было и стыдно, и неразумно.

А «тойота» была новенькая, укомплектованная пополной программе, как это принято в Азии — если уж можешь себе позволить купитьдорогую машину, то пусть в ней будет все! И спортивный глушитель, и стойка длявелосипедов (на которые толстопузый хозяин с детства не забирался), исиди-чейнджер, и форкоп, и накладки на порожки — в общем, вся та красивоблестящая фигня, которую придумывают производители, чтобы задрать цены вполтора раза от номинальной.

Хозяин машины был, похоже, и хозяином местногорынка. Выглядел он обычным узбекским баем, как их рисовали в старых мультиках икарикатурах, то есть с тем же правдоподобием, что толстый капиталист снеизменной сигарой в зубах. Наверное, ирония судьбы заключалась в том, что всепредставления о внешнем виде богатого человека этот немолодой мужчина почерпнулиз детских мультфильмов и модных европейских журналов. Он был толстый. Втюбетейке, расшитой золотыми нитями. В дорогущем и явно тесном ему костюме. Вне менее дорогом галстуке, который, вне всякого сомнения, несколько раззаляпали жирной пищей, а потом, не мудрствуя лукаво, постирали в машинке. Вначищенных туфлях, совершенно неуместных на пыльной улице. В золотых перстняхсо здоровенными синтетическими камнями, «дурмалинами», как их ехидно называютторговцы ювелирными украшениями. Тюбетейка долженствовала символизировать егоблизость к народу, а все остальное — европейский лоск. В руке он сжималмобильник — дорогой, но приличествующий скорее богатому молодому остолопу, а несолидному бизнесмену.

— Пойдет нам эта машина? — спросил яАфанди.

— Хорошая машина, — согласилсяАфанди.

Я еще раз огляделся — Иных поблизости ненаблюдалось. Ни враждебно настроенных, ни союзников, ни обычных, живущих средилюдей. Ну и замечательно.

Выйдя из Сумрака, я всмотрелся в лицовладельца внедорожника. Потом легонько коснулся его Силой. Подождал, пока онповернулся ко мне, недоуменно морща густые брови. Улыбнулся и послал в егосторону два заклинания, чьи точные названия были слишком вычурны. В быту ихназывают «сколько лет, сколько зим» и «не разлей вода».

Лицо современного бая расплылось в ответнойулыбке.

Двое сопровождавших его парней — то лиохранников, то ли дальних родственников, а скорее всего и то, и другое вместе,настороженно уставились на меня. В Сумраке с меня смыло небрежно наложеннуюличину Тимура. И незнакомый русский, который, раскинув руки, шел навстречу ихначальнику, вызывал естественное подозрение.

— А! Сколько лет, сколько зим! —закричал я. — Старый друг моего отца!

К сожалению, он был старше меня лет надвадцать. Иначе прошла бы версия однокашника или «помнишь, как служили вместе,брат!». Впрочем, «служили вместе» в последнее время очень часто не срабатывает.Человека клинит в попытке честно вспомнить, как он служил с тобой вместе и какэто вообще могло случиться, если он честно откупился от армии за стопку зеленыхбумажек американского производства. Некоторые зарабатывают серьезный невроз наэтой почве.

— Сын моего старого друга! — завопилмужчина, открывая мне объятия. — Где ты был так долго?