Перелом - Сергей Альбертович Протасов

имели достаточный запас угля и прочих предметов снабжения, были способны спокойно преодолевать ту волну, что гнало сейчас ветром в обоих Цусимских проливах, и не нуждались в ремонте механизмов. Командовать вылазкой предстояло начальнику отряда крейсеров, в состав которого временно включили и «Терек».

При этом капитан первого ранга Егорьев назначался на уходившие крейсера младшим флагманом. Ему вместе с офицерами-радистами из команды лейтенанта Миштовта поручалась организация радиоразведки в районе предстоящей вылазки и по маршруту возможного последующего движения крейсеров.

Сам начальник отряда на завершающем этапе совещания так и не появился, хотя нарочного за ним отправляли. В конце концов, рассудив, что будет даже лучше, если он отдохнет перед выходом, обсудили предварительный план без него. Командира «Авроры» снабдили соответствующим боевым приказом и инструкциями, отправив организовывать набег. Времени для этого оставалось совсем мало. Поскольку большая часть разведвыкладок у него была при себе, Егорьев перебрался на «Богатырь», даже не заезжая на свой крейсер. На флагман отряда вызвали только Мишовта с Заозерским да минных квартирмейстеров Лиховского и Дмитриева, лучше других различавших «почерки» японских основных корабельных и береговых станций, маскировавшихся частой сменой позывных. Одновременно с нарочным отправили запрос о текущей ситуации в службу радиоперехвата Озаки, а также к синоптикам.

Прибыв на «Богатырь» и узнав, что начальник отряда уже на борту, Егорьев распорядился доложить ему о только что поступившем приказе на срочный выход в море. Сам тем временем начал готовить свои карты Цусимских проливов, на которых была нанесена последняя обстановка по полученным на вчерашний вечер донесениям. Минеры отправились к беспроволочному телеграфу.

Начальник отряда появился на мостике быстро. Не взглянув на своего младшего флагмана, быстро прочитал приказ походного штаба наместника, затем подошел к карте и посмотрел на часы. Узнав, что Егорьев не отдавал никаких распоряжений о подготовке к походу и бою, поскольку считает, что это не в его полномочиях, вроде даже подобрел лицом. Затем приказал передать на назначенные к выходу корабли свой приказ развести пары во всех котлах и срочно вызвать людей с берега, назначив получасовую готовность к выходу.

Отдав все необходимые распоряжения еще и касательно организации траления и убедившись, что они выполняются, приказал своему денщику принести коньяку прямо на мостик и, как только тот все исполнил, предложил Егорьеву выпить за успех предстоящего дела, извинившись за свое поведение и сославшись на нервы.

Говоря это, разлил сразу полбутылки Шустовского по стаканам, продолжая объяснять, что не спит уже третьи сутки, с самого начала всей этой японской возни, главной целью которой, он в этом не сомневался, было именно выманить его отряд в море и уничтожить. Он понял это с самого начала и знал, как можно было подловить их еще там, у Владивостока, но его не слушали, а он уже устал доказывать что-то штабным и вконец издергался.

Приняв извинения, Егорьев отпил из своего стакана менее половины, поставил его на штурманский столик, предложив обсудить детали вылазки. Добротворский согласился, лишь чуть пригубив свой коньяк. Вскоре к обсуждению присоединился и командир «Богатыря» Стемман, участвуя в корректировке предварительных планов, когда не был занят своими непосредственными обязанностями.

При этом еще несколько раз капитаны первого ранга прикладывались к коньяку. Причем Добротворский следил, чтобы стакан Егорьева был всегда полон, но сам почти не пил. Впрочем, и Егорьев лишь чуть пригубливал, так же как и Стемман, с некоторым недоумением воспринимавший необычную активность в этом направлении своего непосредственного начальника, чего раньше за ним не замечалось.

Тем временем крейсера снялись с мест на рейде, в полной темноте построились в короткую колонну и под эскортом миноносцев и миноносок начали движение следом за тральной партией. Ветер дул с юго-востока, так что под западным берегом сильного волнения не ожидалось. Надеялись пробить проход в западном направлении на среднем фарватере. Так было намного короче, соответственно, и быстрее.

Плотность заграждений считалась очень высокой. Учтя уже имевшийся горький опыт, вперед попытались пустить более легкую разведку. В голове всей процессии заняли позиции большие моторные и паровые катера.

Сколько позволяло состояние моря, они вели траление. Но в проливе изрядно штормило, гораздо сильнее, чем ожидалось, так что довольно скоро им пришлось повернуть обратно. А когда небо на востоке едва начало сереть, стало уже совершенно ясно, что даже миноносцам и прочим не самым мелким судам работать с тралами, придерживаясь западного курса, совершенно невозможно. Пришлось тоже возвращаться вслед за катерами. На обратном пути из пулемета расстреляли мину, скорее всего, сорванную с якоря и болтавшуюся в волнах.

Добротворский, впечатленный ее взрывом, предположил, что японцы уже накидали мин везде вокруг Цусимы в этих мелководных проливах, поэтому нужно возвращаться и ждать улучшения погоды, дав командам отдых. Егорьев с этим не согласился, считая, что время слишком дорого, и предложил просто изменить маршрут и попытаться выйти тем же путем, что прошли и конвой, а за ним и эскадра, то есть вдоль берега на север.

Это, конечно, было дальше и дольше, но намного безопаснее. Северный фарватер, контролируемый на большей части своей длины с береговых постов и батарей, вполне возможно, до сих пор оставался не тронутым противником. К тому же на нем, укрывшись от волны и ветра за массивом островов, крупные тральщики с достаточно сильной машиной вполне могли работать даже сейчас.

Добротворский, успевший привыкнуть к абсолютной власти на отряде, собрался поставить на место своего нового подчиненного, но разгореться явно назревшей полемике не дал полученный по радио категоричный приказ штаба наместника выходить через Окочи прибрежным фарватером. К этому времени в Озаки уже вернулись катера и миноносцы, доложившие о невозможности траления, а от пленных и из кое-каких бумаг, выловленных вчера на месте гибели японских крейсеров, стало известно, что у северной оконечности Цусимы минных заграждений нет. Леониду Федоровичу пришлось подчиниться.

С отрядом теперь остались только четыре старых грязных угольщика тысячи в полторы тонн водоизмещения, еще способных уверенно вытягивать тралы при не слишком сильной попутной волне под берегом. От вчерашних вех, отмечавших границы фарватера, не осталось и следа. За ночь все унесло штормом. Однако путь был многократно исхожен и достаточно хорошо знаком, а зажженные береговые навигационные огни позволяли вполне уверенно ориентироваться в рассветных сумерках.

Пройдя за куцым тральным караваном до мыса Тари-озаки и так и не обнаружив мин, все три крейсера повернули на запад и дали полный ход. К этому времени уже совсем развиднелось, но начал капать мелкий нудный дождик, а над водой гнало клочьями тяжелый вязкий осенний туман. Прикрываясь этим, максимально быстро приблизились к входным створам фузанских фарватеров и