Рассвет на чужой планетой - Галина Львовна Романова

— А я держу пари, что они тут есть. Микробы вызывают болезни животных. А животные тут есть. И они наверняка болеют…

— Но не тем, чем болеем мы! Здешней микрофауне с нами вряд ли получится совладать…

— Но если мы заболеем, нас невозможно будет вылечить!

Так, споря, девушки вернулись к капсуле, которую было видно издалека. Яркое оранжевое пятно с желтыми и фиолетово-лиловыми разводами. На фоне серо-буро-желтой каменистой равнины и редких пятен сизой растительности смотрелась капсула аляповато и нарушала стройную и суровую картину мира. Но на это и был расчет — чтобы спасатели издалека увидели цель их похода.

Солнце успело добраться до зенита. Было сухо и жарко. Валентина уже жалела, что мысль попробовать местную воду пришла к ней так поздно. Может быть, вернуться, пока не поздно? Но, с другой стороны, не стоило торопить события. Она и так попробовала моллюска. Пусть теперь Тиока отдувается. А то она дешево отделалась.

— Рози? — еще не доходя нескольких десятков шагов, окликнула девушка оставшуюся возле капсулы медичку. — Это мы! Мы вернулись!

— И даже с добычей! — не осталась в долгу Тиока. — Там такое водится… Было жутко.

— Но оно того стоило, — закончила Валентина. — Мы теперь не будем голодать. Там, у воды, столько живности можно найти!.. Кстати, мы тут прихватили кое-какие образцы местной растительности. Надо посоветоваться, можно ли их тоже есть? У тебя ведь в аптечке есть анализатор среды или обеззараживающие таблетки? А? Рози? Ты нас слышишь?

Ответом девушкам была гробовая тишина, и подруги вдруг остановились, переглядываясь. Обеих сразу посетило недоброе предчувствие — такая тишина не предвещает ничего хорошего.

Они остановились, не доходя нескольких шагов до капсулы.

— Рози? Рози, отзовись!

Тишина.

Подруги переглянулись. Валентина почувствовала, как судорогой свело желудок, словно моллюск именно сейчас, отрастив новые лапки, решил выбраться наружу.

— Не может быть, — у Тиоки запрыгали губы. — Она ведь не… Она ведь не м-могла…

— Не могла, — кивнула Валентина. — Она знает, что мы вернемся, и что мы будем беспокоиться. Она просто-напросто крепко спит. Так крепко, что из пушки не разбудишь.

— Ага, — кивнула Тиока.

— Тогда пошли?

— Ага, — подруга не двинулась с места. — Только ты первая, ладно?

Трусиха! Валентина сглотнула, усилием воли подавив рвотный позыв, и сделала несколько шагов.

Надо было обойти капсулу, поскольку место для спанья они оборудовали с другой стороны. И последние несколько шагов она прошла осторожно, тщательно выбирая, куда поставить ногу. Обогнула нос капсулы и…

— Нет.

Пальцы, сжимавшие узел подола футболки, разжались. Раковины посыпались на землю.

Рози каким-то образом ухитрилась сползти с лежака и добраться до борта капсулы, который оставался открытым. Более того, она невероятным усилием смогла дотянуться до аптечки и распотрошить ее. Женщина вскрыла упаковку успокоительного и съела все препараты. И сейчас она спала, неловко привалившись к борту капсулы. Спала последним, самым глубоким, сном. Спала и видела, наверное, того мужчину, чье имя ухитрилась успеть выцарапать на плотной сухой земле:

«Стив».

— Рози…

Не чуя под собой ног, Валентина шагнула вперед и опустилась на колени над телом медички. За ее спиной тоненько, монотонно завыла-заплакала Тиока. Звук был противный, он врезался в уши, как буравчик и хотелось прикрикнуть и заставить истеричку замолчать… но Валентине и самой хотелось завыть в голос от отчаяния и боли.

Сперва проснулось сознание и подало телу команду, что пора просыпаться. Потом очнулся разум, и от него полетел новый приказ — пока не подавать признаков жизни. Он был жив. Жив каждой клеточкой своего тела. Он ощущал свое тело, как и то, на чем оно покоилось, и что его окружало. И это было настолько подозрительно и тревожно, что разум громким голосом призывал к осторожности. Память, проснувшаяся чуть позже, с неохотой, по крупицам, выдавала информацию о том, что было до того, как…

Растущее напряжение…

Давление, которое плющило грудную клетку и не давало протолкнуть воздух в легкие…

Удушье. Жара. Боль в костях и мышках. Ломота суставов. Тяжесть, придавившая к креслу. Уплывающее сознание. Последнее усилие, попытка хоть что-то предпринять…

Толчок. Настолько сильный, что разум буквально вышибло вон. Последний проблеск мысли: «Конец…»

А вот и нет. Все продолжалось, но… где? И, самое главное, почему?

«Я жив!» — эта мысль была ясной и четкой. «Я жив!» — а дальше?

Дальше надо было жить, и тело бездумно реагировало на прояснение сознания усилившимися реакциями, с которыми не справиться самовнушением. Он не почувствовал, но умозрительно догадался, что у него наверняка подскочили пульс и давление, изменилась температура и другие жизненные показатели, а также присоединенные к вискам электроды — он ощущал слабое покалывание в том месте, где они касались кожи — наверняка передали, куда следует, первые мозговые импульсы. Жизнь регистрируется по наличию сердцебиения. Разум — по нервным импульсам. От кого он это слышал?

Рози?

По телу прошла волна узнавания. Все это уже было. Было несколько лет назад, когда он очнулся точно также… правда, без ощущения собственного тела. Тогда первым его осознанным чувством был ужас. Ужас от того, что тела-то у него больше нет. Вернее, что от него остался бесполезный обрубок, к которому он привязан на всю оставшуюся жизнь. Помнится, тогда он просил, чтобы эту жизнь оборвали как можно скорее. Вот тогда, кажется, и прозвучала фраза про то, что разум регистрируется по наличию мозговых импульсов. Мол, чтобы мы могли отключить приборы жизнеобеспечения, ты должен перестать думать. Тогда он пытался и потерпел неудачу. И, как оказалось позже, не зря. Все-таки несколько лет жизни — несколько лет почти полноценной жизни — многое значат.

Но теперь…

Теперь все вернулось на круги своя или…

Нет, на сей раз все было иначе. Было ощущение своего тела. Он знал, что оно в порядке. Он его ощущал вплоть до пальцев на ногах, которыми мог бы пошевелить — а ведь тогда казалось, что у него нет ног! И до слуха доносились звуки… звуки привычные и в то же время…

Шорох. Прерывистый вздох. Невнятное восклицание. Затем что-то скрипнуло, прошуршали легкие шаги. Затем зажужжал какой-то механизм. Дверь? Похоже на то. Значит, кто-то все это время был рядом? Но кто?

Рози.

Имя потянуло за собой остальные воспоминания. «Я думаю, Рози! На сей раз мои мозговые импульсы довольно сильны. Их невозможно не заметить. И на сей раз я не буду прятаться за страх».

Он прислушался. Мягкое гудение приборов. Что-то шуршит и тикает. Электроды покалывают кожу на висках. В этих местах ужасно чешется, но надо терпеть. Как и дыхательную трубку в носу. Хочется выдрать, но не стоит этого делать — ведь прибор искусственного нагнетания воздуха в легкие еще работает. Врачам лучше знать.