Аспекты - Джон М. Форд

– Но зачем тебе…

– Моя милая коронесса, не сочти за грубость, да еще и в самое неподходящее время, но прошу тебя, не будем об этом. Сильверн предлагает свои услуги с большой скидкой. Правда, Винтерхольма об этом просить не стоит – в его профессии скидки не приветствуются.

– Я о другом. Почему все вы… ох, да что же это я! Я же не хочу пропустить утреннюю службу. Вдобавок я пришла к тебе не для того, чтобы обсуждать дела.

– Я с удовольствием готов обсудить дела, а до утра еще далеко. Ты читаешь авантюрные романы?

Она покосилась на него:

– Иногда.

– Нет-нет, это не упрек. Среди них встречаются очень хорошие. Да и потом, что еще можно найти в вокзальных киосках? Авантюрные романы, газеты, «Жизнь знаменитых путейных финансистов» и «Добрый движитель Динь-Динь».

– А это еще что?

– Детская книжка. Динь-Динь живет в Парчестере вместе с целым депо путейного оборудования – Паровозик Пых, Кран-Кривляка – да-да, не смейся, – развозит грузы и пассажиров. Гикори его очень любит. Точнее, любил, когда был младше, – улыбнулся Варис.

– А, ну да.

– После того как в ваши края протянут путейную ветку, очень скоро там появится и Динь-Динь с друзьями. Видишь ли, одно невозможно без другого… но я не об этом. Или как раз об этом. – Он тряхнул головой. – Один мой знакомый, автор авантюрных романов – очень увлекательных, типа «Виткумские ночеоры», «Ужас в янтаре», «Кошмары за ставнями», – так вот он говорит, – серьезным голосом продолжил Варис, – что герои этих книг всегда должны преодолевать трудности, а для этого им приходится искать в себе силы, физические или моральные, чтобы подняться над собой. К счастью, им это почти всегда удается – во всяком случае, в авантюрных романах.

– А если нет, то случается трагедия?

– Да, настоящая трагедия.

– Такое слово… звучит гулко, – сказала Лумивеста с протяжным западным выговором. – Оно вроде бы значит… копыта?

– Tragadae означает «топот копыт». В театре древнего Пандекта пьеса, где герой проигрывал, обычно потому что восставал против богов, завершалась громким топотом хора. К нему присоединялись и зрители.

Лумивеста медленно кивнула:

– С чего вдруг мы заговорили о пандектском театре? И тем более о жутких историях из авантюрных романов и о Кране-Кривляке?

– Мы говорим о героизме и о геройстве. Вот знаешь, на затяжной гулянке, когда все уже в изрядном подпитии, гости подначивают друг друга – кто не струсит загасить горящую свечу ладонью, кто сможет залпом выпить кувшин эля или удержать нож на кончике носа… Спасаясь от охотников, олень прыгает через пропасть, но при этом вряд ли задумывается, сможет ли в прыжке достичь противоположного края.

– А еще олени устраивают бои друг с другом, за территорию и за место вожака в стаде.

– Да, конечно. Но понимают ли они, что делают? Или их подталкивает к этому инстинкт? Боятся ли они проиграть? – Он коснулся запястья Лумивесты. – Ты мне однажды рассказывала про охоту на оленя. Так вот, я сейчас не об этом… или все-таки об этом.

– Разговоры о прыжках через пропасть…

– Да, знаю. В мире существует бесконечное множество идей, но ни одна не увлекает меня надолго. Однако же… – Он снова повысил голос, по обычаю северян. – Однако же к людям это не относится. Да, не каждый человек меня увлекает, но моя привязанность к ним не становится слабее.

– Вчера вечером я захмелела, – сказала Лумивеста, – и Винтерхольм попытался развести меня на эхо, но никаких подначек я не заметила.

– А здесь, у Странжа, их и нет. Даже в потешных боях на аренетте. – Варис повернулся на бок и ласково коснулся пальцем горла Лумивесты. – Ну вот, сейчас все иначе, правда? То, что несколько ночей тому назад было приятно, но безрассудно, теперь приятно и спокойно.

Лумивеста проснулась при свете дня, лежа лицом к стене и чувствуя тяжесть тела Вариса за спиной. Угол подушки закрывал от нее циферблат настольных часов. Она осторожно, чтобы не разбудить Вариса, примяла подушку. Без двадцати девять. Она тихонько опустила ноги на пол и обернулась.

Варис, приподнявшись на подушках, молча смотрел на нее.

– Доброе утро, – наконец сказал он.

– Доброе утро. Я…

– Знаю. Я уже хотел тебя будить, чтобы ты не опоздала на службу.

– Но ты на службу не пойдешь.

– Нет. Я… – Он кончиком пальца отвел локон с ее щеки. – Нет.

Она поглядела на него и внезапно спросила:

– А почему у тебя такой обреченный вид?

– Вид у меня может быть какой угодно, – смягчившись, ответил он. – Вот так лучше?

Она обняла его.

– Да, гораздо лучше.

Он прижал ее к себе. Лумивеста прильнула к его прохладной коже, пытаясь понять, как долго он наблюдал за тем, как она спала.

Немного погодя она сказала:

– Наверное, мне пора вернуться к себе в апартаменты.

– Мы в усадьбе Странжа. Твоя одежда уже в одном из шкафов в коридоре, а в ванной много полотенец и запасной халат, ты же видела.

– Нет… я не заметила.

Она приняла душ и надела свободную серебристую блузку и синюю плиссированную юбку.

Варис накинул халат и сказал:

– Тебе очень идет.

При виде его всклокоченной шевелюры Лумивеста едва не расхохоталась.

Он взял ее за руку и поцеловал пальцы.

– А…

– Молчи, – попросил он. – Не подталкивай меня к тому, чего я сделать не в силах.

Он отвернулся.

– А где в усадьбе Яркий Покой? – спросила она. – Ты…

– Да, я знаю, где это: верхний этаж главного корпуса, на северной стороне. Ты сразу увидишь.

Он поклонился и ушел в ванную. Зажурчал душ, и внезапно у Лумивесты возникло ужасное чувство, что шум льющейся воды должен скрыть другие звуки. Она вышла в коридор, а в главном корпусе встретила Сильверна и Эдею, которые тоже шли на службу. К счастью, Лумивеста смогла им улыбнуться.

Яркий Покой, двенадцатиугольное помещение с остроконечным сводом, походил на ограненный самоцвет. Южная половина потолка, над рядами сидений, была из прозрачного стекла, за которым виднелось небо; за центральным помостом полукругом располагались четыре витража с изображением Великих Аспектов и две панели чеканной бронзы со светильниками.

На стене позади Березара висело старинное зеркало из Темного Покоя, а на столике перед присутствующими лежал церемониальный меч.

На Березаре было длинное серое одеяние из тяжелого складчатого шелка, а из-под ворота и в прорезях широких рукавов виднелась простая белая сорочка. И все – ни украшений, ни вышивки, ни головного убора.

Лумивеста с изумлением осознала, что так и должно быть. Невозможно было представить себе Березара в парчовом балахоне, расшитом золотой нитью, и высоченной