Ночи северного мая - Галия Сергеевна Мавлютова

на то, что через входную дверь никто не заходил. Москвин посмотрел в сторону кухни. Оттуда просочились какие-то люди. «Нагнали народу со всего управления, здесь уже повернуться негде», – подумал Сергей и сел поближе к Владу, почувствовав тепло его тела. От незнакомых ощущений сначала стало жарко, затем его зазнобило. Сергей ощутил Влада в своём теле. Это было что-то вроде материнского начала. Один мужчина оказался внутри другого, а другой уже был в нём. Так младенец инстинктивно пытается осмыслить своё положение в материнском чреве. Одновременно с этим Москвин следил за передвижениями людей в зале. Некоторых он узнал, они встречались в управлении, многих опознал по повадкам, присущим сотрудникам специальных служб. Дорогая и модная одежда не в состоянии скрыть профессиональные навыки.

Смешно получилось. Асоциальная публика выглядит бедненько в потрёпанных куртках и лохматых шапках, а наблюдающая сторона отсвечивает шикарными джинсами в заклёпках и куртками с закрытых прилавков. Только дурак не догадается, что в этот вечер органы запланировали грандиозную операцию. Из-за неправильной организации мероприятия происходят утечки информации. При разработке операции не учли главного. Советский строй давно деградировал, в нём появилось классовое расслоение. Оно не в умах, а в одежде. Если посмотреть, кто и как одет, сразу становится понятным, откуда этот человек, где он взял очередную шмотку, в каком из закрытых магазинов отоваривался.

Партия и правительство допустили огромную ошибку, которую исправить уже невозможно. Народ хочет равенства, а его нет и уже не будет потому, что появились бедные и богатые. Одни ездят на машинах, остальные давятся в огромных очередях. Надо было завалить импортными товарами все прилавки в стране, чтобы все захлебнулись, тогда не было бы ни диссидентов, ни инакомыслящих. Москвин едва успел повернуть голову. Пока он размышлял о превратностях советского строя, в зале начали колобродить люди в лохматых шапках. Они не ушли, заметив навязчивую слежку, не сбежали и не спрятались. Они начали протестовать, выкрикивая антисоветские лозунги сквозь сжатые зубы. Не понять, кто и что говорит, но в общем гуле слышатся отчётливые слова о предательстве народа, о зажравшейся партии, о равнодушном правительстве. Забегали люди в новых джинсах, зашевелились подтянутые и строгие официанты, из подсобки посыпались дополнительные силы. Началась кутерьма. Уже не различить, кто за кем следит и кто кого пасёт. Все бегали по залу, нарезая круг за кругом, словно обычное кафе превратилось в спортивную площадку. Красные вспотевшие лица дёргались, как заведённые. Происходящее напоминало кукольный театр. Москвин потряс головой, прогоняя страшное видение. Это от недостатка сна. Надо больше спать, иначе ещё не то померещится.

Вдруг послышался звон разбитого стекла, затем что-то грохнуло. На мгновение промелькнуло лицо Вовы Беспалова. В суматохе все смешались. Никто никого не узнавал. От спёртого воздуха в зале всем было душно. Игорь Кручинин успел втиснуться между Владом и Сергеем. Они подвинулись, уступая ему место.

– Влад, ты чего сидишь? – крикнул Игорь, брызгая слюной. Карецкий брезгливо поморщился. Москвин вытащил из кармана носовой платок. Когда-то Дора Клементьевна приучила его к носовым платкам. Привычка въелась в него как пиявка.

– Держи, Влад, он чистый!

– Вставай, Влад! – заорал Кручинин, выдёргивая платок из рук Сергея. Он кричал и бесновался, понимая, что его никто не слышит. В зале кричали все, кто мог кричать, кто имел на это моральное право. Это были лохматые люди с лохматыми шапками. В этот вечер они имели право на всё. Большое количество сотрудников развязало им руки. И в этот момент Сергей почувствовал себя свободным. Такое чувство он испытал, когда умерла Дора Клементьевна. Ощутив в руках грузное неподвижное тело, Москвин едва удержался на ногах от нахлынувшего счастья. После ухода благодетельницы наступила новая жизнь. Может, она была хуже, но она была другая. Ощущение свободы Сергей запомнил навсегда, и сейчас его голова закружилась от счастья. Он знал, что должен защитить себя от надвигающихся неприятностей.

Москвин толкнул Влада в сторону человека, из-за которого столько народу сбилось в непонятную мешанину, а сам изо всей силы ударил Кручинина в живот и продолжал бить, не замечая ничего вокруг. Кто-то кричал, в глубине зала визжали, всё смешалось и вдруг погасло. Последним воспоминанием были глаза Влада. Они с мольбой и ужасом смотрели на него, не веря, что Сергей Москвин может быть таким. Оттого, что друг смотрел на него с невыразимым ужасом, Сергей всё бил и бил Кручинина, не в силах остановиться. И вдруг наступила пустота. Исчезли крики, вопли, шум, и только плачущие глаза друга плавали по краям пропасти.

* * *

Из пустоты его вытащил странный звук. Сергей открыл глаза. Белое пятно наверху постепенно обретало очертания. Вон там, в центре, висит лампочка, по краям потолка повисла паутина. Спираль тонко позванивала от напряжения. Это его комната в общежитии, но как он сюда попал? Сергей перевёл взгляд на настенный календарь, затем на часы. Всё без движения, словно застыло в ожидании чего-то страшного. Он пошевелился, стараясь выдернуть из-под спины затёкшую руку. В дверь негромко постучали, потоптались, подождали немного, затем просунулся Танин нос, а за ним появилась она сама, в цветастом коротком халатике.

– Серёженька, как ты? – Она бросилась к нему и схватила руку, но Сергей отдёрнул, скривившись от боли.

– Тебе больно?

Она наклонилась близко, он почувствовал жаркое дыхание и лёгкий кислый запах изо рта. Сделав усилие над собой, натужно улыбнулся, если можно было назвать улыбкой кривой оскал потрескавшихся губ.

– Нет, не больно!

Сергей боялся спросить, каким образом он очутился в своей кровати. Таня могла не знать, она же приходит поздно.

– Тебя привёз домой товарищ Басов, он такой хороший дядя, такой хороший! – верещала Таня, не обращая внимания на искривлённую физиономию Москвина. Она поправила подушку, смочила ему губы мокрым куском ваты, поднесла стакан воды.

– Пей, а то умрёшь от сухости!

Сергей послушно выпил. Танина забота пришлась кстати. В голове немного прояснилось. Кое-что Татьяна всё-таки объяснила. Товарищ Басов привёз бесчувственное тело Сергея по месту жительства – значит, не всё так страшно. И вдруг Москвин подскочил на кровати, но тут же рухнул обратно. Где Карецкий, что с ним? Татьяна вряд ли знает, что произошло в злополучном кафе на Невском.

– Лежи пока, я чаю принесу.

Она ушла, опахнув его запахом давно не мытого тела из-под короткого халата. Москвин заскрипел зубами. Вот свалилась ему на голову заботливая соседка, с чего бы она так разошлась? Он с трудом поднялся, превозмогая боль во всём теле, натянул брюки, поискал глазами рубашку. Она валялась под столом, сменив белый цвет на мрачный серый. Он дошёл