Исповедь на краю - Евгения Михайлова

– Слушай, кончай, а? Не люблю я эти фокусы.

– Да что ты? – издевательски удивилась Сандра. – К тебе утром заходит любимая женщина в эротическом наряде, а ты вот так, наотмашь: не люблю фокусы. Это не фокусы, папик. Это просто твой час пришел, любовничек мой ненаглядный.

– У тебя часом крыша не поехала?

– А если и поехала? Что в этом плохого? Хороший папик всех детей любит одинаково. Ему все равно, съехала крыша или нет.

– Развяжи меня. Что ты несешь? Развяжи меня.

– Ты не понял. Сейчас у нас любовь будет. Вот так. Ты лежишь, как баран, связанный, а я сверху. Хочешь?

– Последний раз говорю, развяжи! Мне не нужны твои игры, идиотка.

– Не зарекайся. Сейчас понравится, папик.

– Да что ты заладила: папик, папик.

– Ох, не любишь. Ты ж у нас молодой плейбой. Ничего. Сейчас тебе станет интересней.

Сандра взяла со стола какую-то бумажку и поднесла к глазам Олега. Он присмотрелся и похолодел от ужаса. В ее руках был кусок его украденного свидетельства о браке.

– Что это?

– Ты видишь что. Вот твоя фамилия, а вот мамашки нашей. Верунчика. – Сандра стала с силой мять бумагу. – В туалет надо положить, а то там бумага кончилась.

– Сандра, объясни, я прошу тебя. Где ты это взяла?

– Где лежало, там и взяла.

– Сандра! Этого не может быть. Неужели ты?

– Что я? Девчонку твою прикончила? Хорошо попроси – может, и скажу.

– Умоляю тебя, – прохрипел Олег.

– Ну я. А что такого? Что, сестры поссориться не могут?

– Ты больная. Какие сестры?

– А вот такие. – Сандра ткнула ему в лицо другой документ. Это было свидетельство о рождении Ирины Федоровой, дочери Веры Козловой и Олега Федорова, выданное в александровском загсе.

– Ирина?

– Ну, извини. Сандры в «гареме» не рождаются.

Олег смотрел на искривленные в ухмылке ярко-красные губы и понимал, что это гримаса идиотки. В нем рождалось бешеное желание стереть эту гримасу, смять проклятое лицо.

– Чего ты хочешь, сумасшедшая тварь?

– А ты не знаешь? Любви, папочка. Любви и ласки.

Олег с невероятным усилием рванулся. Спинки кровати затряслись, зашатались. Он смог дотянуться зубами к веревке на одной руке. Краем глаза заметил, что Сандра метнулась в кухню, вернулась с ножом. Олег откинулся на подушку, прикрыв глаза, как будто обессилев. Сандра осторожно приблизилась. Ему удалось схватить рукой, привязанной к расшатанной спинке, ее запястье. Веревка треснула. Олег подтянул Сандру к себе, придержал привязанной рукой, а освободившейся нанес страшный удар кулаком в лицо. Потом еще и еще. Ее лицо залило кровью, она захлебнулась, закашлялась. Попыталась достать его ногой, но не получилось. И тут кровать развалилась. Олег оказался на полу. Он отпустил Сандру, пытаясь освободиться от веревок и обломков кровати. Острый металлический каблук вонзился ему между ребер. Закричав от острой боли, Олег попытался отвернуться, закрыть грудь, живот, спрятать лицо. Но удары каблуками сыпались на него, как автоматная очередь. Когда Сандра упала, поскользнувшись на крови, Олег не шевельнулся.

Дина собиралась в дом ребенка, когда позвонила Вера.

– Диночка! Зайди, пожалуйста. Что-то ужасное у нас произошло.

Первое, что увидела Дина, влетев в квартиру Федоровых, – пятна крови на полу в прихожей, у ванной, у входа в спальню. Вера дрожала, металась, поднимала телефонную трубку и бросала ее на рычаг.

– Я не знаю, что делать. Куда звонить. Я не знаю, жив ли Олег. Он только что вошел в квартиру. Страшный такой. Говорит: «Помоги раздеться». Я стала стаскивать с него куртку, он закричал и, кажется, сознание потерял. Я сняла рубашку, брюки… Дина, посмотри!

Олег лежал на кровати в одних трусах. Одеяло и простыня под ним пропитались кровью. Все тело было в глубоких ранах.

– Ты видишь? – плакала Вера. – Как будто ножом его истыкали. Он дышит?

– Пульс есть. Звони в «Скорую». Чего ты ждешь? – закричала Дина.

– Но, я думаю, надо в милицию звонить, раз на него напали.

– Да, конечно. Я туда сама позвоню. Ты скажи, как он домой добрался?

– Это непонятно. Приехал на какой-то частной машине. Олег сказал, чтоб я спустилась, заплатила. Я побежала. Я сразу не поняла, что с ним.

– Ты по порядку. Вот Олег вошел. И что сказал?

– Чтоб я заплатила. «Мне плохо», – говорит. Потом я возвращаюсь, он сидит на полу в прихожей. «Помоги раздеться», – сказал. Но ты понимаешь, Дина, одежда на нем целая. Рубашка только от крови намокла, но дыр на ней нет. И ни на чем нет.

– Ты одежду не трогала?

– В ванну свалила.

Олег застонал. Дина склонилась над ним, подняла волосы, в одном месте намокшие от крови и закрывающие висок.

– Голова вроде цела. Принеси мокрое полотенце… Это не нож. Что-то тонкое, круглое. Отвертка, что ли. Или женский каблук.

* * *

Сергей вернулся из Александрова вечером, а утром, проверив запись больных, сдававших анализ в лаборатории, и обнаружив там Веру Козлову, поехал к Павлу Ивановичу. И сразу понял: что-то случилось. Павел Иванович встал ему навстречу, протянул руку, вежливым жестом пригласил сесть.

– Сейчас ты, конечно, начнешь порочить доброе имя МВД, но мы на самом деле ни при чем. Нет больше на этом свете твоего доктора. Позвонили вчера из салона Чеберяк, сказали, что нашли его повесившимся в сауне. Ремень от брюк к душу прицепил и того… Эксперты нашли у него в крови вино, снотворные препараты, следов насилия нет. Девки, которые с ним там кувыркались, говорят, что он всегда таблетки вином запивал. Для кайфу, мол.

– Раису допросили?

– Да. Она сама вызвалась показания дать. Говорит, извините, что я опоздала. Доктор вроде приехал к ней, сказал, что у него неприятности, и попросился пожить в салоне несколько дней. По словам Раисы, она не сразу хитростью у него выпытала, что он человека убил. Говорит, тот его преследовал, подстерегал и хотел ограбить.

– Вот сука!

– Кто? Покойный или Раиса Чеберяк?

– Думаю, оба. Это что ж значит, все оборвалось?

– Не знаю. Будем искать. Будем, конечно, эту Чеберячку проверять. Ну и описание девицы у нас есть. Это направление. Тем более что она скрылась.

– Павел Иванович, а ты уверен, что он сам повесился?

– Нет, конечно. Но сделано очень аккуратно, если не сам. Если бы доказать, что это убийство, мы б Чеберячку прижали. Может, она так свои дела спрятала.

Павел Иванович поднял трубку зазвонившего телефона: