Русская война 1854. Книга третья - Антон Дмитриевич Емельянов

ничего не просил. Два десятка сбитых на скорую руку лодок и рота солдат — что это, когда на любое другое изобретение нужны десятки и сотни тысяч рублей? И ведь еще не все готовы брать ассигнациями, серебро им подавай… Царь нахмурился, но в этот момент через чуть рассохшуюся от жара отопления раму до него долетели звуки незнакомого марша.

Какой-то гвардейский полк отправляется на фронт?.. Мысль появилась и тут же исчезла, когда царь осознал, что его окна выходят не на площадь, а на Неву. Но тогда… Николай поднялся на ноги и, задумчиво прищурившись, двинулся к окну.

Глава 20

Царь слушал. Барабаны, казалось, почти не участвовали в марше, только задавали ритм. Трубы играли быстро, совсем не грозно, но в то же время создавалось ощущение накатывающего прилива. Медленного, но неотвратимого. Словно обещание всем врагам, которые осмелились встать у нас на пути.

— А молодец капитан! — на лице царя появилась улыбка.

Будто бы разом помолодев на несколько лет и забыв об усталости, Николай вернулся за рабочий стол и снова погрузился в бумаги. Музыка ему все-таки понравилась. И странные корабли, бегущие по льду, словно по воде, тоже. Жалко, что дым видно издалека… Николай вспомнил еще одно рассуждение Константина.

Дым дает современным кораблям силу, но в то же время, как удары в набат, он предупреждает об их появлении. Именно поэтому паровые корабли по своей природе имели смысл только с хорошей броней и артиллерией, чтобы, готов враг или нет, силой сломить его сопротивление. А вот такие лодочки — у них не было и шанса. И капитан, если бы смирил гордыню и обратился к действительно ученым мужам, это тоже мог бы понять.

Звучало разумно. Но в то же время… Музыка была хороша. А корабли бежали довольно шустро. Может, и учел все капитан в своих расчетах. Благо рейд до берегов Дании и обратно должен занять не больше недели.

* * *

Как же хорошо знать, что уже вечером ты будешь дома. Тогда и бессонная ночь не выматывает, а бодрит… Мы неслись по скованному льдом Балтийскому морю, словно стая волков, идущих по следу. Не знаю, видел ли что-то подобное Лесовский, но уже через пять минут похода он догадался, откуда у наших лодок взялось именно такое название.

В районе семи, когда солнечного света стало уже совсем мало, мы включили фонари. Передний, чтобы освещать дорогу, задний, чтобы идущие следом «Волки» не потерялись. Все были сосредоточены: несмотря на то, что малые препятствия мы могли пролететь сверху, ведь могли быть и крупные. И если кто-то считает, что замерзшее море — это тишь да гладь, то пусть сам хоть раз прогуляется вглубь Балтики.

Еще через три часа слева показались огни крупного города — Ревель. В моем времени он стал Таллинном и заграницей — сейчас же это Российская империя, и принадлежность города не вызывает сомнений. Как, кстати, и Риги… Я ведь, когда планировал операцию, чуть ее не предложил в качестве цели, хорошо, решил проверить. И да, Рига — сейчас тоже Россия. Кстати, Мемель — он же Клайпеда в будущем — тоже был нашим. Какое-то время… После Семилетней войны эти территории заняли русские войска, но великодушный Петр III решил, что Пруссия слишком ценный сосед, чтобы его расстраивать. И все вернул.

Город. Порт. Незамерзающий порт! Как говорится — да я тебя!

На шестом часу винт-броска мы понесли первые потери. К счастью, небоевые. Один из «Волков» захрипел и остановился. Будь я один, то мог это даже не заметить, но сигнал передали по связи — Лесовский принял сообщение и доложил. В итоге остановились. Я не удержался, глянул движок, но там разорвало трубу от котла и этим же взрывом повредило цилиндр. Чинить было просто нечего.

— Команде седьмого «Волка», — не хотелось бы так поступать, но выбора нет. — Вас подвезут до берега, дальше своим ходом идете в гарнизон Ревеля и возвращаетесь в Санкт-Петербург.

— Ваше благородие! — командующий пострадавшей аэролодкой поручик Барановский вытянулся в струну. — Разрешите занять места на других «Волках»!

— Вы же проходили обучение, поручик, — остановил его Лесовский. — Вес строго рассчитан. Возьмем вас и рискуем не выполнить само задание.

— А то, что мы часть угля уже потратили, не поможет? — поручик вытер лоб, размазав следы от угольной пыли. Судя по всему, он не только командовал лодкой, но и помогал своим матросам. А это уже хороший знак для командира. Как и умение делать выводы.

— Поможет, — ответил я. — Занимайте места на «Волках», начиная с десятого номера. И… Снимайте оборудование с седьмого, а потом подрывайте!

А вот с этим неприятным приказом уже ничего нельзя было поделать. Лодку с собой не взять, оставлять котел, машину и приборы на волю случая тоже нельзя. Так что оставалось вытащить то, что можно, и взорвать остальное. Все это понимали, подобные ситуации мы обсуждали еще на берегу, так что споров не было. А вот грусть и ожесточение — да. Не принято было на русском флоте разбрасываться кораблями.

В итоге продолжить путь получилось только через пятнадцать минут. Позади остался пылающий остов седьмого «Волка», а все остальные уже привычной вереницей скользили вдоль берега. Шестьдесят километров в час — цель становилась все ближе. Точных карт у нас не было, так что ориентировались по компасу да береговой линии… А еще о близости цели нам должна была сказать такая малость, как открытая вода.

Скажу честно, было страшно направить лодку со льда на нее. Привычки, впитавшиеся в память, твердили: то, что ездит по твердой земле, плавать не может. Даже зубы сжал, когда перелетали границу, разделившую мир на белую и черную половины. Удар о воду — воздушная подушка просто потерялась. Кажется, надо было притормозить… К счастью, наши лодки умели и просто плавать, а через несколько мгновений горизонтальные вентиляторы снова нагнали воздух.

Полет продолжался!

* * *

Утро 18 декабря 1854 года в Мемеле было точно таким же, как и всегда. Хотя нет. Два дня назад в порт пришли