Лаборатория империи: мятеж и колониальное знание в Великобритании в век Просвещения - Станислав Геннадьевич Малкин

стала практика выплаты пенсий. Письмо с благодарностями от десяти вождей Горной Шотландии к лорду-казначею от 20 декабря 1711 г. обозначает круг лиц, взятых правительством на содержание: четыре МакДоналда, МакФерсон из Клани, Стюарт из Эппина, МакЛеод, МакДугал из Даннолли, Джон МакКиннон и, разумеется, Джон Кэмерон из Лохила (брат автора мемориала, Эллэна Кэмерона из Лохила) — все, как и предполагалось, вожди, не магнаты. Сумма ежегодных выплат также определялась достигнутыми договоренностями — 4000 ф. ст. в год.

Более того, вскоре правительственным пенсионером стал и граф Брэдалбейн. И хотя остальные магнаты по-прежнему были исключены из этой системы, самому Джону Кэмпбеллу даже довелось в итоге играть роль посредника между Лондоном и заинтересованными вождями Хайленда[585]. Держать в тайне тот весьма компрометирующий факт, что королевский министр фактически платил за лояльность католикам и якобитам, удавалось достаточно долго. Слухи поползли уже на следующий год, но сам скандал разразился только три года спустя.

В 1714 г. герцог Аргайл (политический оппонент графа Оксфорда, фактически исключенный из переговорного процесса по «умиротворению» Горной Страны) обвинил Роберта Харли в палате лордов в том, что, распределяя пенсии среди означенных кланов, он тем самым «поддерживает дух и дисциплину среди друзей Претендента»[586]. Лорд-казначей был оправдан, заявив, что лишь продолжает политику Вильгельма Оранского, платя кланам за то, чтобы те «вели себя тихо»[587]. Однако через два месяца граф Оксфорд был освобожден от королевской службы и уступил занимаемую им должность сэру Роберту Уолполу, с именем которого и связано первое значительное военно-политическое и интеллектуальное проникновение британского государства в Горный Край после Унии. Очевидно, требовались иные решения «Хайлендской проблемы» и, следовательно, иной масштаб и перспективы ее изучения и осмысления.

Письма власти: о чем (не) пишут в памфлетах и мемориалах

В истории Хайленда 1715 г., как известно, это не 1745 г. Мятежные черты в социальном облике Горной Страны пока еще проступали под лукавым пером заинтересованных резидентов этого самого беспокойного в то время гэльского края, а процесс его планомерной интеллектуальной колонизации военными и гражданскими чинами и агентами правительства еще предстоял[588]. Пока же взору сэра Роберта Уолпола, лорда-казначея, первого «первого министра» (с 1721 г.) и лидера палаты общин в британском парламенте, представала мрачная и, казалось, бесперспективная картина всеобщей взаимной феодальной и/или клановой зависимости, опутывавшей архаичными и преступными социальными связями все шотландское общество.

«Рискну предположить, — весьма уверенно заявлял летом 1716 г. в анонимном письме Данкан Форбс из Каллодена, — что во всем королевстве не найдется и 200 джентльменов, не имеющих близких родственников среди тех или иных из мятежников». При этом «среди них нет ни одного, у кого бы не было друзей среди верных подданных короля»[589]. Учитывая крайне низкий уровень военно-политического контроля правительства в Горном Крае в этот период, верность этих предположений, очевидно, не вызывала сомнений. Тот же весьма информированный корреспондент правительства в Хайленде предупреждал: только уважение к королю удерживает его от открытой публикации этого письма, однако в том случае, если получатель скроет его содержимое, автор передаст копию в руки, которые позаботятся о том, чтобы довести содержащуюся в ней информацию до сведения Уайтхолла и Вестминстера. Более того, аноним установил Уолполу твердые сроки: извещение о том, что письмо получено и принято к сведению и рассмотрению, должно было появиться в «Лондонской газете» не позднее 20 сентября 1716 г.[590]

Свою угрозу Данкан Форбс так и не выполнил (правительство также не исполнило провозглашенных намерений), став в скором времени надежным проводником политики сэра Роберта Уолпола и мероприятий его правительства в Хайленде. Содержание и формы последних, между прочим, определялись в той или иной степени принимаемыми, игнорируемыми, но непременно учитываемыми сведениями и предложениями авторов, решивших проявить свои аналитические способности в письмах власти, так удачно апробированных лэрдом из Каллодена не только как средство политического давления, но и как жанр политического письма.

Большая их часть так и осталась до поры невостребованной (в особенности в том, что касалось реформирования феодально-клановых отношений в Горной Шотландии), однако об успехе интеллектуальных предприятий такого рода лучше судить на расстоянии. Возникновение одновременного общественного и правительственного интереса в 1746 г. (вслед за подавлением последнего мятежа якобитов, вновь нашедшего опору в Горной Стране) к сочинениям комментаторов первой половины 1720-х гг. (первыми изложивших социально-экономическую составляющую «Хайлендской проблемы» не с точки зрения магнатов и/или вождей, но как представленную подготовленному взору чиновника практическую задачу с «профессионально» рассчитанным алгоритмом ее разрешения) служит своеобразным подтверждением того, что их соображения, пусть и с задержкой почти в четверть века, в конечном итоге дошли до предполагаемого ими адресата — официальных властей, решительно настроенных на модернизацию Горного Края в сотрудничестве с компетентными комментаторами местных реалий[591].

Первым (и единственным в своем роде в публичном пространстве Великобритании до 1745 г.) в этом ряду появилось пространное «Письмо к английскому члену парламента от джентльмена в Шотландии…», опубликованное в 1721 г.[592] К этому времени в Северной Британии уже пять лет действовали комиссары правительства по конфискациям имений мятежников, выступивших против Короны на стороне якобитов в 1715–1716 гг., предвосхищая мероприятия правительства по умиротворению этой части Соединенного Королевства после подавления мятежа 1745–1746 гг.[593]

Так что когда преподобный Джон Уилсон, автор памфлета, уже на титульном листе кратко обозначил незамысловатым косым типографским набором содержание феодального права и клановых отношений в Горной Стране, а также их связь с мятежом, такая визуализация текста была призвана расставить акценты не только для верного понимания читателями авторской мысли, но и для ее грамотной интерпретации вовлеченными лицами в рамках актуальной шотландской политики.

Из этой увлекательной первой страницы, недвусмысленно ранжировавшей значение положений «Письма…» различными печатными шрифтами, становилось известно, что оно «касается различных форм рабской зависимости, в которых удерживается значительная часть [шотландского] народа как посредством магнатств, военных держаний, права опеки и других остатков феодального права, так и при помощи клановости», а также содержит «замечательные предложения по реформированию Хайленда и предотвращению в будущем мятежа»[594].

Новая стратегия репрезентации феодально-клановых отношений в Горной Шотландии предполагала интеллектуальную атаку на мнение заинтересованных сторон по двум основным направлениям: историческим изысканиям и юридическому анализу. Первые, обозначая угрозу и наполняя ее конкретным фактическим материалом, представляли собой обращение к прецедентам из сферы политической истории; второй, предлагая способы ее устранения, опирался на аргументы из области права.

Свое видение угроз преподобный представил как серию исторических фактов. Цепь опасных событий тянулась из глубины веков: «Заглянувшие в нашу историю обнаружат, что главы кланов часто поднимались на мятеж против наших принцев и часто вели войну друг против друга, нарушая