Капитаны судьбы - Игорь Леонидович Гринчевский

сохранить место основного производителя анилиновых продуктов в мире. И американцы. Эта ваша идея с «программой обмена» многих из них задела.

Если быть справедливым, идея не моя. Это Столыпин буквально дня через два после отъезда прислал письмо. В дороге написал. Напоминал про наше обещание прислать специалистов, которые взглянули бы опытным взглядом на перспективы в той губернии мелиорации, удобрений, механизации и прочего.

А далее он писал, что понимает, с людьми у нас напряженка, но он готов принять не только опытных, но и учеников, по два-три на каждого опытного. Пусть помогают, опыта набираются и у своих шефов, и у местных. Ну и он, в свою очередь, пришлёт местные кадры ко мне. Обмениваться опытом. Чему-то они научатся, работая у нас, чему-то — научат нас.

И вот тут у меня вдруг «сложился паззл»! Это же неплохой выход из кадрового дефицита! Обмениваться кадрами со Штатами! Мы будем развивать в Маньчжурии и на Дальнем Востоке химические производства, в том числе и те, о передаче которых в САСШ мы уже договорились. Но в строительстве и разворачивании производства будут участвовать не только наши, но и инженеры, химики и прочие специалисты из САСШ. А также американские деньги и американские структуры!

При этом корпоративно всё выстраивалось так, что большая часть предприятий временно принадлежала американцам, хоть и управлялись нами. Мы могли выкупить контрольный пакет после возврата инвестированных средств. Кроме того, по этой схеме мы получали активы в Соединённых Штатах. Исключений из этой схемы было немного — те небольшие химические предприятия, которые я готовил к уничтожению перед захватом их японцами. Ну не хотел я делиться пока ни составом своих катализаторов на некоторых процессах, ни тонкостями устройства ректификационных колонок. Впрочем, эти участки я и в Соединённых Штатах оставлял за собой.

Да, то тоже многим могло не понравиться. Черт, это по скольким же любимым мозолям я успел потоптаться?!

— Понятно. Ещё версии есть?

— Месть, как тут уже говорилось. Вы вытеснили местных «царей горы» с их кочек, именно на вас покушался Станислав, вы лично участвовали в аресте Аристарха Лисичянского. Теоретически, у пострадавших или их родственников могла найтись нужная сумма.

— Согласен. Проверьте и эти версии. И, Кирилл Бенедиктович, я доверяю вам с вашим опытом самостоятельно решить, чем надо делиться с полицией и жандармским управлением.

Окрестности Петрозаводска, 2 апреля (15 апреля) 1903 года, среда

— Стоп! Опять гусеница полетела!

Артем заглушил двигатель и выбрался наружу. Машину недаром назвали вездеходом — в программе испытаний они забирались и в грязь, и в каменистые россыпи, ездили по кустарнику и песку. Мотор работал выше всяких похвал, к электрической трансмиссии тоже претензий не было, вылизали её уже в достаточной степени. А вот подвеска и гусеницы подводили слишком часто. Говорят, идею «свечной подвески»[66] тоже Американец выдал. Но тут он сам себя перемудрил. Пока что выходило слишком сложно, а сложное быстро ломается. Похоже, нескоро получит Воронцов эти самые вездеходы.

А идея ведь любопытная. Артём Рябоконь ощущал, что его тянет к этой машине даже сейчас, когда его мысли были с раненой Ксанкой. Счастье, что обошлось только контузией. Эх, попадись ему эти социалисты, он их так отделает, мать родная не узнает!

Из мемуаров Воронцова-Американца

'…следствие шло своим чередом, но меня тогда просто захлестнул вал дел и забот. В апреле пришлось отправить в Манчжурию Степана Горобца. Никому больше я не мог доверить ни становление химического завода, ни, тем более, планов по скрытой мобилизации.

В мае у нас родился первенец, здоровенный мальчишка, названный нами Михаилом, в честь дедушки моей Натали. Через неделю родила и Софочка, так что и тут в управленческих кадрах образовался зазор.

Тогда же, в мае, мы запустили, наконец, аммиачный цех. Повертеться пришлось от души, забросив деньги и занимаясь почти только одной химией. О том, насколько я был загружен, красноречиво говорит тот факт, что мы почти на три недели прекратили выпуск ионисторов. Почти семьсот тысяч недополучили!

А в июне двинул в Манчжурию и Семецкий. Причём не один, а с целым отрядом.

Примерно тогда же уехал на юг и Графтио. Его «поделили по-братски» Воронцовы-Дашковы и Витте. Первым он должен был начать строить ГЭС на Кавказе, а всесильный премьер подумывал о начале строительства Днепровского каскада ГЭС[67].

Как я без них всех выкрутился — лучше и не спрашивайте! А ведь помимо всего прочего, пришлось ещё и в дела «Капитанов» вникать. Молодёжь требует внимания. Иначе дурить начинает. А у нас как раз и начали. Покушение на меня, пусть и неудачное, вызвало бурные споры. Артём Рябоконь, капитан «Прогрессоров», оказался лидером консервативного крыла, и призывал к репрессиям против социалистов всех мастей.

Его же подруга Оксана Воробьёва, капитан «Воробушков», напротив, взывала к «понять и простить». Мол, это всё от нищеты народной. А что Воронцов у нас на прогресс работает, так это они просто не разобрались… А нашлись ещё и националисты, винящие во всем поляков с литовцами, а заодно уж и прочие малые народности — евреев, финнов, армян, грузинов… Ну и как их при таких делах забросишь? Приходилось вникать, беседовать, разъяснять… А помимо всего прочего — загружать работой и спортом, походами и синематографом…

Ну и денежные вопросы нельзя было забрасывать. Оказалось, что очень сильным дополнительным «рычагом» для продвижения наших инвестиций в Манчжурии было то, что часть средств мы выдавали не в натуральном виде — механизмами, стройматериалами, продукцией, а наличными.

Причём, не просто наличными, а серебром!!! Серебро у нас было, но в слитках. А там были нужны монеты. Вывозить их из страны частным лицам не воспрещалось, но когда чиновники осознали масштабы утечки серебра, они тут же принялись «защищать интересы казны». И тот факт, что это серебро от меня же и поступало, их не волновал вовсе. Чтобы устранить это нелепое препятствие пришлось затратить пять месяцев. И не только выходить на Витте, но даже получить приказ от Николая II.