Исход из Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

объяснил Шелк Бизону. — Не думаю, что вы встречались.

Бизон покачал головой.

— Она, безусловно, должна поесть с нами. Скажи майтере, что я настаиваю на этом. Однако ей лучше сидеть поближе к майтере. Пускай ее посадят между майтерой и штабным офицером Сиюф. Тогда на каждой стороне стола будет по шесть человек, всего четырнадцать мест — пятнадцать, включая Орева. Позаботься о карточке как для Мукор, так и для генерала Мята.

Шелк облегченно перевел дух, впервые с утра почувствовав себя лучше; его неформальный ужин больше не казался простой формальностью, и, когда ужин закончится, формальности (которые он ненавидел всем сердцем) закончатся вместе с ним.

— Она может быть мертва, — сказал он Бизону. — Я молюсь всем сердцем, чтобы она осталась в живых, но, возможно, это не так.

Бизон мрачно кивнул.

— Но даже если она… даже если мы найдем ее тело, даже если мы убедимся, без всяких сомнений, что она мертва, даже тогда мы не дадим знать об этом Тривигаунту — они не должны даже подозревать, что мы думаем об этом. Она выиграла больше сражений, чем любой наш командир, и чем дольше они думают, что она с нами, тем большую помощь нам окажут. Я ясно выразил свою мысль?

Бизон опять кивнул:

— Мы не должны сообщать об этом и ее труперам. Если они узнают, что Аюнтамьенто схватило ее, половина из них отправится за ней в туннели.

— Или вашим труперам. И вы совершенно правы. — Шелк отставил стул и встал. — Пошли со мной, стекло в соседней комнате.

* * *

Одетая в перчатку рука старого Тушканчика отдернула жертвенный нож, теленок повалился на колени и перекатился на бок; струя крови хлынула в глиняный потир, который держала одна из самых молодых сивилл. С неожиданной сноровкой, которую Гагарка даже не мог в нем заподозрить, Тушканчик отсек голову теленку и положил ее на огонь. Правое заднее копыто никак не хотело отделяться, но он с похвальным упрямством довел дело до конца.

Мимолетное цветное пятно в Священном Окне привлекло внимание Гагарки. Он вздохнул, и оно исчезло.

Бросок в огонь последнего копыта теленка взметнул в воздух фонтан алых искр; Тушканчик, подняв руки вверх, встал лицом к Окну:

— Прими, о Великий Пас… — Он закашлялся. — Пас, отец всех богов…

По Окну побежали розовые, фиолетовые и золотые пятна. Пока Гагарка с открытым ртом глядел на него, танцующие цвета собрались в нечеловечески прекрасное лицо — и он уже видел его, так же отчетливо, как и лицо любой другой женщины.

— Вы ищете моего любовника, — сказала богиня.

— Да, о Великая Богиня. — Надтреснутый голос Тушканчика был еще слабее, чем обычно. — Мы ищем его, потому что хотим исполнить его волю.

— Он сказал, — выпалил Гагарка, — что вернется, если мы найдем патеру.

Фиолетовые глаза богини оторвались от Тушканчика:

— Так много любви… Здесь так много любви. Гагарка? Ты Гагарка? Найди ее, Гагарка. Прижми к себе. Никогда не бросай.

— Лады, — сказал Гагарка и повторил: — Лады. — Трудно спорить с богинями. — Конечно, я найду, Миловидная Киприда. Но только эту работу дал нам Пас. Мы должны были найти патеру, и мы нашли. А счас мы должны найти Паса, ну, вроде как, объединить их обоих.

— Великий мантейон, Гагарка. — Сияющие глаза богини оторвались от него, их бездонные глубины опять открылись Тушканчику. — Ты пойдешь, старик? Дорогой старик, так наполненный любовью?.. Ты найдешь моего возлюбленного и твоего бога? Тушканчик?

Старый авгур попытался заговорить, но не смог.

— Я возьму его туда, Великая Богиня, — сказал Раковина голосом, тверже которого Гагарка никогда не слышал. — Мы пойдем вместе.

Наковальня, который, стоя на коленях, не мог оторвать от нее взгляд, слегка подвинулся назад.

— Я поклялся…

— Мешать вредить мне. — Киприда рассмеялась, зазвенели ледяные колокольчики. — Убить пятьдесят? Сто детей. Или больше, и только тогда эта малышка Сцилла сможет заметить тебя. Невзрачная маленькая Сцилла, с темпераментом отца и умом матери.

Наковальня не мог ни двигаться, ни говорить.

— Тебе потребуется жертва… Гагарка? Не дети.

— Не дети, — с огромным облегчением повторил Гагарка.

— Мой любовник. Пас? Мой любовник вступил в контакт со своей женой. Сейчас. — На этот раз колокольчики зазвенели тепло и радостно. — Не для того, чтобы делать новых… Детей? Вы называете их мелюзгой. Нет. О, нет. Чтобы стереть ее из ядра. Гагарка, ты знаешь, что это означает? — Улыбка Киприды нашла Раковину: — Скажи ему…

— Ему не нужно говорить, Миловидная Киприда. Я понял.

— Тебе понадобится жертва. Чтобы привлечь внимание моего любовника. Не ребенок… Гагарка? Что-нибудь необычное. Подумай об этом.

— Жертва в Великом мантейоне, — оцепенело повторил Гагарка.

— Несколько. Возможно. Гагарка. Я не предлагаю… идеи. Но сегодня вечером. Так быстро, как ты сможешь. — На долю секунды ее высокий лоб, гладкий как слоновая кость, задумчиво сморщился. — Кусок в старике может помочь ему в бою. Надеюсь на это.

* * *

Когда Шелк прихромал в зал, один из официантов, нанятых у Горностая, выдвинул его стул. Шелк остановился за стулом, опираясь руками на спинку. Бизон, широко улыбаясь, подошел к своему стулу рядом с концом стола.

— Добро пожаловать, — сказал Шелк. Он намеревался приветствовать их от имени богов, но слова умерли, непроизнесенные. — Всем вам, добро пожаловать от имени города Вайрона. Я глубоко сожалею, что был не в состоянии приветствовать большинство из вас в момент прибытия — я был занят разговором с полковником Бизоном. Но я уверен, что майтера приветствовала вас от имени Сциллы.

Майтера Мрамор, сидевшая на другом конце стола, кивнула.

— Садись, парень! — прошипел Меченос. — Хочешь, чтобы твоей ноге стало хуже?

— Поэтому, — продолжал Шелк, — я приветствую вас именем того, кто просветлил меня, Внешнего, единственного бога, в которого я верю.

— Он прав, кальде. — Узик отодвинул свой стул. — Если вы не сядете, я и мой сын встанем. Мы не можем сидеть, когда наш начальник стоит. — Бледный корнет слева от него уже пытался встать на ноги.

— Конечно. Я не подумал, генералиссимус. Прошу прощения у вас и вашего сына. — Шелк сел, обнаружив, что инкрустированный палисандровый стул скорее слишком высок для него. — Я хотел сказать, что доверяю ему, хотя сейчас мне очень тяжело доверять любому богу.

— Мы как дети, патера-кальде, — сказал ему Квезаль; Орев слетел с плеча Шелка и устроился на самом верху хрустальной люстры. — Ребенок должен доверять родителям, даже когда они не достойны доверия.

Бледный корнет посмотрел на него с дикой яростью, которая вполне могла бы сойти за симптом болезни.

— Что вы оба имеете в виду?

— Ничего, Маттак[19]. Совсем ничего. — Большая ладонь