Миг расплаты - Худайберды Диванкулиев (Дивангулыев)

с присоединившимися к Ходжаябу аулами Муджевур, Ынкылаб. Так вот, — Акгыз отхлебнула из пиалы чай и жестом предупредила Агаева, вознамерившего долить ей чаю, — на участке с двумя тысячами людей нет ни одного милиционера. В одном ауле два председателя колхоза, множество их заместителей, бригадиров, помощников, и — ни одного милиционера.

Атаев не предполагал, что Акгыз поставит вопрос столь серьезно. Она казалась ему обыкновенной женщиной, мысли и желания которой не вылетают надолго из круга домашних забот. Теперь же он слушал ее с вниманием, да и старший лейтенант, забывшись, согласно кивал головою и шевелил губами, вторя словам Акгыз.

— Гараоглан как-то подсчитал, что в селе существует около пятнадцати общественных организаций. Каких только нет: и книголюбы, и ОСВОД, и общественное страхование, и общество санитарно-гигиеническое, и театральное… Ай, одним словом, много. Я не предлагаю уменьшить их количество, однако почему у такого огромного села нет своего милиционера? Есть ли пожарная команда? Есть. Родильный дом есть? Есть. А почему нет участкового милиционера?

Ответ на свой вопрос Акгыз не получила, так как вновь открылась дверь и в кабинет вошел с докладом милиционер, которого Агаев посылал в аул Ходжаяб разобраться с делом.

Как и предполагала Акгыз, ничего серьезного там не случилось. Оказывается, живущий по соседству с Гурбангозель Гурбанкулыевой ее брат Дурды вчера отмечал свой день рождения. У него кончилась зелень, и он, пройдя по меллеку сестры, сорвал пучок зеленого лука и кочан капусты. Из-за этого и разгорелся сыр-бор.

— Гурбангозель обозвала брата вором, схватила за грудки, обливала при всем народе грязью, а потом сама же сообщила нам. Я собрал показания свидетелей-соседей: Чарыгельды, сына Дортгулы, Сахы, сына Голекберди, а самого Дурды, сына Мираса, на всякий случай, доставил в отделение.

— Что?! — Агаев не знал смеяться или плакать. — Немедленно извинитесь перед задержанным и доставьте его домой. О, боже! Что за человек, из-за пучка лука и кочана капусты на родного брата заявляет.

— Вот, Агабай, где нужен участковый инспектор, — вклинилась Акгыз. — Ведь я говорила, что Гурбангозель скандалистка, что сигнал этот пустой. Но вернемся к прежнему разговору. В селе имеются полевые станы. Сколько бригад — столько же станов. На каждом есть свой сторож. Разве нужно столько сторожей? Один охраняет люцерну, другой — кукурузу. Каждый получает зарплату. Не говоря уже о сторожах в магазинах, гаражах и прочих учреждениях. Да что говорить: если оставляют пару поломанных тракторов, то там выставляют охрану. Счету этим сторожам нет, и дела у них нет. Если бы зависело от меня, я бы сократила часть этих сторожей и открыла бы в Ходжаябе милицейский пост. Я это говорю не потому, что имею в виду себя. Я думаю не о себе, а о пользе общего дела.

Акгыз смутилась и умолкла. Мужчины помолчали, не находя сразу нужных слов. Затем Агаев крякнул и признал:

— Акгыз, ты права.

Тотчас же от слов перешел к действиям. По телефону связался с высшими должностными лицами, изложил суть вопроса, заострил внимание.

В село Акгыз возвращалась как на крыльях. Начало было положено и оно сулило удачу. На Агаева можно было положиться. Этот дела не оставит. И впрямь: не прошло и двух недель, как вопрос с открытием милицейского пункта в ауле Ходжаяб был решен положительно, и первым участковым инспектором была назначена жена геройски погибшего капитана милиции Гараоглана Мулкаманова — Акгыз Мулкаманова!

В любом деле важны первые шаги. Но первые шаги не только самые важные, они — самые трудные. Акгыз было нелегко создавать в Ходжаябе милицейский пункт. Опыта у нее, естественно, никакого не было и посоветоваться тоже было не с кем. Вся ее организация состояла из одного человека, и этим человеком была сама она — и руководитель, и исполнитель в одном лице. Однако Акгыз не унывала: дело есть дело, и если о нем только говорить да охать, с места оно не сдвинется.

Прежде всего Акгыз "выбила" помещение, отдельный дом, в котором размещалась библиотека, хотя ее давно уже следовало перевести в клуб, что с помощью Акгыз и было сделано. Помещение не отличалось добротностью, но Акгыз сумела организовать ремонт, в котором приняла самое деятельное участие. Подновленный дом привлекал внимание не только внешним видом, но и вывеской, где синим по белому было выведено "Милиция". Напротив двери всегда теперь стоял мотоцикл с коляской. Правда, первое время мотоцикл частенько отсутствовал, ибо участковый инспектор уезжал на нем в район на курсы повышения, лучше сказать, освоения квалификации. Памятку с обязанностями участкового инспектора Акгыз положила под стекло на столе в своем кабинете, и точно такую же, только с увеличенным шрифтом прикрепила к стене под маленьким портретом Дзержинского, который когда-то стоял на столе Гараоглана.

Следующий шаг Акгыз ознаменовался проводкой телефона, и в это же время в книге учета жалоб и нарушений появилась первая запись. Этой чести удостоилась все та же неуемная Гурбангозель, опять пришедшая с жалобой на своего брата. Акгыз сдержала свое сердце, невозмутимо выслушала жалобу, невозмутимо занесла ее в книгу, но затем дала волю гневу, устроила Гурбангозель такую взбучку, что та пожалела о своем приходе. Напоследок Акгыз сказала, что если она и впредь будет мутить воду, чинить дрязги и склоки, она найдет способ поговорить с ней по-другому. Эти слова, как если бы за ними скрывались могущественные силы, нешуточно испугали спесивую Гурбангозель. Гонор с нее слетел, но хитрости, пожалуй, не убавилось. Она тотчас же притворилась больной и ушла из милиции, еле волоча ноги, хотя обычно ходила так стремительно, что платок на голове трепетал. По пути к дому она останавливала каждого встречного и, прикрывая ладошкой рот, озираясь по сторонам, шептала:

— Слушайте, оказывается у Акгыз сильные покровители, большая власть, — и многозначительно кивала головой.

Милицейская форма хорошо сидела на в меру полной, еще вполне сохранившей стройность Акгыз. По утрам, оглядывая себя в зеркало, Акгыз думала: видел бы меня Гараоглан, и ей представлялось, как идут они, оба в парадной милицейской форме по ходжаябским улицам. Вот было бы славно.

В отделении ей выдали переносную рацию, обеспечив тем самым постоянную связь с районом. Первой увидела черную коробочку с антенной опять-таки пронырливая Гурбангозель. Заискивающе она приблизилась к Акгыз и только успела поинтересоваться незнакомым предметом, как рация зашипела и заговорила. Услышав же ответы Акгыз, Гурбангозель настолько удивилась, что, забыв закрыть рот, полетела на своих длинных ногах по всему аулу, разнося самую поразительную, самую свежую новость.

Акгыз оказалась права: организация в ауле милицейского участка избавила районное отделение от жалоб и заявлений ходжаябцев. С этого дня не