Проклятие Гиацинтов - Елена Арсеньева

Решительно набрала номер.

— Алло? — немедленно послышался приглушенный голос.

Лерон догадалась: Вишневский в палате не один, не хочет, чтобы его разговор кого-то разбудил.

— Алло, слушаю, кто это?

— Это Лерон. Лера Онегина, помните?

— Конечно, добрый вечер. Погодите секунду, я выйду из палаты, мой сосед уже вроде бы заснул, не хочу его беспокоить.

Лерон обрадовалась, что он не попросил ее утром перезвонить. Ждала, вслушиваясь в звуки, доносившиеся из трубки: скрип кровати, крадущиеся шаги, осторожный щелчок притворенной двери, шаги — уже более уверенные, наверное, он идет под коридору. Легкий шелест — похоже, Вишневский где-то сел, на диван или в кресло.

— Все в порядке, Лерон, слушаю вас.

— Вы в больнице, что случилось? — спросила Лерон, не совсем решившись приступить к делу. Казалось бы, чего проще — ляпнуть человеку, что он солгал. Но не так все просто в этих затеянных вокруг нее играх, она это чувствовала, нет, она знала это!

— Да так, — усмехнулся Вишневский. — Упал, очнулся — гипс.

— Гипс?!

— Ну, до гипса пока не дошло, просто повязку наложили, но стукнули меня чувствительно.

— Кто?!

— Нашлись добрые люди, Лерон, — устало вздохнул он. — Да это неинтересно. Просто наша служба и опасна, и трудна, как поется в песне. Адвокаты очень часто наступают на больные мозоли, так что… Нет, вы мне лучше расскажите, как там ваши дела.

— Мои дела… Я все рассказала Лариссе — ну, о том, о чем вы говорили.

— И она ответила вам, что это неправда?

— Конечно! — с вызовом бросила Лерон. — А как вы угадали? Вы и сами знали, что Микка был неродным сыном Шестакова? И значит, он мне не брат! Вы это знали?

— Теперь я это знаю, да. Но в то время, когда мы встречались на площади Нестерова, еще не знал. Я же говорю, я в этой ситуации — лицо стороннее, просто выполнил частное поручение. Но вы заставили меня задуматься: ведь и в самом деле, ваша мама не могла не знать, чей сын — ваш жених. И вряд ли она дала бы свое согласие на кровосмесительный брак. Я нажал на своего клиента — и он признался, что заставил меня просто бросить пробный шар, чтобы вы призадумались.

На миг Лерон даже дара речи лишилась от возмущения.

— Пробный шар? — хрипло, с трудом выговорила она наконец. — Он что, садист-профессионал, этот ваш клиент?

— Есть немного, — усмехнулся Вишневский. — И все же дело ваше непростое, Лерон.

— Да бросьте! — чуть ли не закричала она. — Ваш клиент — ненормальный! Знает, что порет страшную ложь, мучительную, — и все же порет ее? Да еще и платит адвокату, чтобы он это донес до другого человека и свел его с ума? Да мне утопиться хотелось после того, что вы мне сказали. Понятно вам? Все, не хочу с вами больше разговаривать!

— Минутку, Лерон, — окликнул Вишневский. — Вы задали мне один вопрос — как я понимаю, из вежливости, но я на него толком не ответил.

— Какой вопрос? — буркнула Лерон.

— По поводу того, как я попал в больницу.

— А-а… — протянула она. — Ну и что? Вы сказали, что вас по голове ударили. Вы знаете, кто?

— Доподлинно — нет, но есть некие предположения.

— Какие?

— Вам в самом деле интересно?

— Ну… да, — угрюмо согласилась Лерон, хотя, конечно, следовало бы ответить — нет.

— Вот, послушайте одну забавную историю. Дня три назад я случайно зашел в коллегию Нижегородского района. В нашу, адвокатскую. Я вообще-то к другому району принадлежу, к Советскому, но были у меня дела в той коллегии. Секретарем у председателя служит Марья Ивановна, милейшая особа, я ее давно знаю, мы когда-то вместе работали в одной юридической консультации. И она, увидев меня, вдруг засмеялась и говорит, мол, сегодня на Вишневского повышенный спрос. Какой такой спрос, говорю я. Да вот прибегала сегодня красивая такая девушка, кожа — как персик, серые глаза, невероятные волосы, ноги от ушей, платье зеленое — ну, просто цветик полевой! — и спрашивала вас. Я ей дала ваш домашний номер. Она ушла. Полчаса минуло — влетает дама. Стильная такая, волосы седовато-каштановые, стрижены чуть ли не наголо, сбоку челка, браслеты перезванивают, одежда вся такая летящая, будто хитон или тога, я в них не слишком разбираюсь, сандалии плетеные… И спрашивает меня, кем интересовалась сегодня девушка — такая-то и такая-то. И описывает ту, в зеленом платье, ну, цветочек-то полевой. Я ей — мол, а что? Мы такую информацию не распространяем. А она вдруг принимается рыдать и говорит, что это ее невестка бывшая, вдова ее сына, такая тварь — пробы ставить негде, задумала выселить ее из квартиры и отсудить все себе. А невестка эта вообще никаких прав на это не имеет, мол, она, эта особа древнеримская, ей купила другое жилье. Но девка такая, мол, жадная, не успокоится никак, все время новых адвокатов к делу подключает, я, говорит, уже замучилась… «И она так плакала, — рассказывает дальше Марья Ивановна, — что я ее пожалела и сообщила, что девушка в зеленом платье интересовалась Ильей Вишневским, — и дала еще и ей ваш телефон домашний…» Я плечами пожал, говорю, мол, всякое бывает, спасибо, что дали телефон. И пошел своей дорогой, размышляя. Вам никто никого в этом описании не напомнил?

Лерон перестала дышать, еще когда он упомянул о зеленом платье. В тот день она была именно в зеленом! А к Лариссе абсолютно точно подходило описание «несчастной свекрови»! Через полчаса… сказала Марья Ивановна. Ну да, понятно. Они отъехали от салона, Ларисса вышла, соврала Лерон, что забыла очки, — и прямиком ринулась в коллегию. Конечно, она видела из окна хозяйки салона, как Лерон туда входила, разумеется, и думать нечего было укрыться от ее глаз! Стоило все эти туалетные игры затевать, вот же черт, а?!

— Напомнил, — с трудом выдавила Лерон. — Вы что, думаете, вас Ларисса ударила по голове?!

— Точно не знаю, — усмехнулся Вишневский. — Но ситуация развивалась так: на другой день я был дома, мне позвонили — по городскому, кстати, — и сказали, что это курьер из нашей адвокатской палаты, разносит информацию о новых нормативных актах. У нас такое в самом деле водится… Я говорю, позвоните в домофон, я вам открою, а мне отвечают — мол, ваш домофон не работает, оттого и перезвонили по телефону. Ну что ж, и такое бывает. Я ничуть не обеспокоился: белый день на дворе, надел кроссовки и пошел вниз. А у нас в подъезде около лифта вообще всегда темно, и днем, и ночью, днем даже хуже, чем ночью, потому что лампочка не горит. И когда я через эту темноту шел, кто-то сзади и навернул меня по голове. Я упал… но сознания не потерял, вернее, не сразу отключился. И успел услышать, как кто-то сказал: «Получай свое, разносчик заразы!» После этого меня так пнули в бок, что я лишился-таки чувств от боли. Потом оказалось, что тем пинком мне сломали ребро.

— О господи… — тихо ахнула Лерон. — Но кто…

И осеклась. Глупый вопрос.

— Кто это был, хотели вы спросить? — едко усмехнулся Вишневский. — А вы не догадываетесь? Логическая цепочка прослеживается, по-моему, весьма отчетливо. И эта фразочка — «разносчик заразы»… Я принес вам информацию, заразившую вас тревогой и сомнениями. Скажите теперь, почему вы перезвонили мне только через три дня после того, как узнали мой номер? Не нашлось времени? Звонили, но никто не брал трубку? Или просто никак не могли улучить минутку и остаться одной?