Магия ворона - Маргарет Роджерсон

Я крепко зажмурилась, копаясь в собственных ощущениях, оценивая свои силы.

– Думаю, да. Только недолго.

– Тогда пойдем.

Мы вместе спустились по лестнице; мое платье оставляло розовые лепестки на неровных ступеньках. Когда мы добрались до подножия, я оглянулась. Расщепленный дуб, из которого мы выбрались, рос высоко над землей, на балконе; его темные корни вились вокруг платформы, а ветки наполовину вросли в стену. Я не заметила ни двери, ни арки, ни одного другого входа. В покои Ольхового Короля можно было попасть только тропой фейри.

Мы шли вперед рука об руку. Вдоль прямой галереи, тянущейся по центру зала, стояли высокие колонны из того же сверкающего полупрозрачного камня, что и стены с балконами. Тяжелый стоячий воздух и отсутствие даже слабого намека на небо над головой заставили меня задуматься, что, несмотря на яркость освещения, мы все же были под землей. Когда проходили мимо первой колонны, я заметила текстуру коры на ее поверхности и поняла, что это была не работа рук каменщиков и даже не сталагмиты, а окаменелые деревья, законсервированные в земле до состояния кристаллизации. Я глубоко вдохнула и наклонилась к Грачу в поиске опоры, отчетливо осознавая непостижимую древность этих покоев и клаустрофобически огромное давление земли над нами.

Конец галереи терялся в дымке слепящего света, на который было невозможно смотреть. Ольховый Король, возможно, уже сидел на своем месте и ждал, пока мы приблизимся. Или же ему только предстояло прибыть. Я не знала.

Акустика здесь далеко разносила малейшие звуки. Я вспомнила моменты между хоровыми вступлениями в соборе, когда все садились, шептались, шевелились и листали страницы псалтырей, заполняя сводчатый купол шумом сотен птичьих крыльев. Стук жестких подошв Грача отдавался по всему залу эхом. Я даже слышала, как заколдованные лепестки сыпятся с моего платья – шелковый шелест, шуршащий по зеркальному настилу. Из гула голосов выхватывались отдельные слова и фразы – иногда неясные, иногда отчетливые, как будто кто-то прокричал их мне в ухо.

– Грач, – сказал чей-то баритон, и только спустя одно мгновение, полное паники, я поняла, что это один из зрителей обращался к своему компаньону, а не к Грачу лично.

– Неужели… – прошелестел кто-то еще, за этим последовало какое-то резкое шипение, напоминающее слово «поцелуй».

– Изобель! – вскрикнул девичий голос, и мое сердце дрогнуло, как испуганная кобылица.

– Не обращай на них внимания, – сказал Грач, глядя прямо перед собой. – Притворись, что здесь только мы с тобой. Они просто ветер, не более.

Мое зрение то и дело замыливалось; так что представить это было не так уж сложно.

– Никогда не знала, что ветер так обожает сплетни.

– Эх вы, смертные и ограниченность вашего восприятия. – Хоть он и не повернул голову, я почувствовала, что настроение Грача переменилось. Слабая улыбка дернула один уголок его рта. – Смотри.

«Даже сейчас продолжает выделываться», – подумалось мне. Но я не стала бы отрицать: искра волнительного азарта пробудила кровь в моих венах и захватила дух в ожидании того, что он собирался сделать. Все еще высокомерно улыбаясь, он поднял свою раненую руку и разжал кулак, расслабляя оставшиеся пальцы. Кап, кап, кап. Его кровь потекла по земле. Кто-то ахнул, кто-то в ужасе вскрикнул. Подошвы зашуршали и затопали: фейри толкались у края перил, чтобы лучше видеть происходящее. Одна женщина схватила другую за длинные кудри и оттащила назад, чтобы занять ее место. На одном из балконов я заметила пригнувшуюся светловолосую голову – лучезарное серебро, бросающееся в глаза среди сочных каштаново-рыжих оттенков летнего двора. Овод? Нет, не может быть…

Ближайшая к нам колонна взорвалась, рассыпав вокруг целый водопад сверкающих хрустальных осколков. Потом еще одна, и еще, и еще – дальше, до самого конца галереи. Живые ветви прорастали из треснувшей оболочки, полыхая алыми листьями. Корни вздували землю, неистово смещая и дробя камни, посылая во все стороны зигзаги трещин, тянущихся к углам, а потом вверх, по стенам. Воздух наполнили чьи-то вопли: куски кладки отвалились от одного из балконов и полетели вниз каменной лавиной, заглушая звон падающих кристаллов. Воздух наполнился пылью, сверкающей, подобно бриллиантам.

Я споткнулась, но Грач помог мне удержаться на ногах и переступить через корень, который все еще рос, червем извиваясь по земле, вздуваясь, отращивая новые побеги. Грач не щадил свою раненую руку. Он не мог себе этого позволить.

Упорно, непреклонно его осенние деревья поднимались к потолку и разрастались в вышине. Листва приглушила слепящий свет зала драгоценными оттенками витражей. И теперь я впервые смогла разглядеть, что ждало нас впереди.

Ольховый Король. Согбенный, он сидел на троне, поднятом на уровень самых высоких платформ; лозы обвивали его тело, как сердце, опутанное паутиной артерий, приковывая его к стене. Его лицо, борода, одежды, трон и даже сами лозы были одинаково бледного, пыльно-серого, мраморно-безжизненного оттенка, как будто он слился с этой залой, стал ее частью. От одного взгляда на его спящее лицо меня охватил ужас, который невозможно объяснить. Почему-то я знала, что он был вовсе не таким безжизненным, каким казался. Чувствовала, как он переводит свое внимание на нас – медленно, но уверенно, как луч маяка, кружащийся в ночи.

О боже, я не хотела видеть, как он проснется.

Грач стиснул мою руку; мгновение помедлил, прежде чем сделать следующий шаг. Он тоже чувствовал это. Но, в отличие от меня, не мог показать страх – свою слабость. Украдкой взглянув на его лицо, я увидела, что принц смотрит на Ольхового Короля, не отрываясь, с надменным, немного презрительным предвкушением, как будто перед ним был просто очередной соперник в игре в бадминтон. Но его уверенность была фальшивой. Всего несколько минут назад я видела его на коленях у подножия Зеленого Колодца, сломленного, раздавленного, умоляющего. Я уже достаточно насмотрелась на то, как Грач изо всех сил старается сохранять самообладание, чтобы тут же догадаться, что с ним происходит сейчас.

Мне хотелось хотя бы раз сказать ему, что я люблю его, так, чтобы это не стало для нас обоих проклятием.

В зале воцарилась тишина. Фейри, как дети, задрали головы и следили за падением осенних листьев. Полог из них уже укрыл осколки камней, как будто они рухнули очень давно. В повисшем безмолвии желтый плющ вился вкруг балконов и древесных стволов, и мое платье шелестело о мои ноги под порывами чистого ночного ветра. Алые ветви Грача змеились все ближе и ближе к неподвижному силуэту Ольхового Короля. Один из его пальцев дрогнул.

Прах посыпался наземь с его рогатой короны сначала тонкой струйкой, потом, когда он поднял голову, водопадом. Мы подошли уже достаточно близко, чтобы заметить пудру пыли, липнущую к его бороде. Он моргнул; и открылись бесцветные старческие очи, покрытые пленкой, медленно переводящие взгляд.

– Зачем вы пробудили меня? – спросил он сухим шепотом. Это тихое ворчание пронеслось по галерее и рассыпалось в каждом углу, как порыв ветра, несущий мертвые листья. За ним последовали жар и запах тлена. Мои ладони вспотели. – Мне снились… снились зрелые гроздья винограда и закат, отраженный в воде… Я бы хотел… – Озадаченный, он опустил взгляд на лозы, приковавшие его к собственному трону.