Песнь дружбы - Бернгард Келлерман

после целой недели работы, молчаливые, лишь иногда один из них произносил несколько слов. В «Якоре» почти каждый вечер околачивался Вальтер Борнгребер, сын владельца лесопильни. Он ухаживал за хорошенькой официанткой. Вальтер сватался когда-то к Христине, Герман знал это от Бабетты. Однажды Вальтер явился в «Якорь» навеселе в компании молодых парней, державших себя весьма развязно. Они шумно играли в карты и по временам начинали шушукаться, поглядывая на Германа. Герман поднялся. Не назвал ли только что этот Вальтер имя Христины? В то же мгновение он очутился около Вальтера. Он схватил его за шиворот и поднял со стула. Они стояли друг против друга, Герман — с побелевшим лицом и горящими от бешенства глазами, Вальтер — бледный и испуганный.

— Что ты сказал, Вальтер? — закричал Герман вне себя.

Но Антонч уже был между ними и разнял их руками, огромными как лопаты. Он знал, на что способен Герман, когда он в бешенстве, и боялся за него.

— Не ссориться! — сказал он.

После этого случая Герман больше не соглашался ходить в город.

— Не стоит! — говорил он.

18

Герман всегда был молчалив, но с некоторых пор он вообще не произносил почти ни единого слова. Работал он еще более напряженно, не отдыхал даже по воскресеньям. Бабетта украдкой наблюдала за ним. О чем он размышляет целыми днями? У него по временам такой угрюмый вид!

«Живется ему невесело, — думала Бабетта. — Труд, заботы, а радостей никаких. Человек не может жить без радости. Если бы Христина была здесь, он был бы совершенно иным. Почему она так обошлась с ним? Ах, Христина!» Сидя за штопкой рваных носков, Бабетта вздыхала так, словно у нее душа с телом расставалась.

— Что с тобой? — спросил Карл.

Он сидел подле нее и курил новую трубку, которую она ему подарила.

— Ах, жизнь иногда бывает так тяжела, прости меня господи!

— Да, да, иногда жизнь действительно бывае? очень тяжела — ты права, Бабетта!

Все эти дни Бабетта с утра до вечера думала о Христине, иногда ясно слышала ее голос. В левом ухе у нее все время звенело: должно быть, и Христина в эти дни много думала о ней. Она часто снилась Бабетте по ночам. Ей снилось, будто Христина еще девочка, и вот она приходит к ней ночью, будит ее и говорит: «Боюеь, Бабетта!» — и забирается к ней в постель. А сегодня ей снилось, что она входит в дом Шпана, колокольчик у двери заливается без умолку, но дом совершенно пуст, и она кричит в страхе: «Христина! Христина!» И вдруг она слышит, как Христина смеется в глубине дома: «Я здесь, Бабетта!» Как ясно она слышала этот голос! Ах, Христина! Зачем ты с нами так поступила: Зачем ты так поступила со своим отцом? Зачем? Разве иначе нельзя было? Почему ты не даешь о себе знать, почему?

Бабетта непрестанно качала головой.

— Таковы мы, женщины, — вполголоса проговорила она. — Стоит нам влюбиться, как мы совершенно теряем голову!

Карл рассмеялся.

— А может быть, так и надо, Бабетта, а?

Он положил свою тяжелую руку ей на плечо и слегка привлек ее к себе. Бабетта сбросила его руку.

— Оставь! — сердито сказала она. — Герман только что смотрел в нашу сторону!

— Ну и что за беда?

— Что за беда? Беды, разумеется, никакой. Как теперь твоя новая трубка, Карл?

— Она уже здорово обкурилась, Бабетта.

Ну, что вы на это скажете? На следующее утро почтальон принес Бабетте толстое письмо, и письмо было от Христины. О, у нее было предчувствие, недаром ей снились все эти сны.

«Моя милая, славная, дорогая Бабетта! Я люблю тебя, как мать», — так начиналось письмо Христины. По лицу Бабетты уже струились слезы. На свете есть только одна Христина, одна-единственная, Бабетта знает ее нежное, доброе сердце. Нет, нет, не говори ничего, Христина, я все понимаю! И тебе не надо стыдиться, что ты пишешь мне с таким опозданием, о нет, нет! Я все понимаю. Очень трудно, разумеется, свыкнуться с новой обстановкой, да, я и это «понимаю, новые люди, совершенно новый мир. Можешь ничего больше не говорить. Я буду терпеливо ждать, пока ты сможешь написать подробнее, — ах, главное ведь то, что ты чувствуешь себя счастливой!

Тут же было приложено письмо к Шпану. Бабетта должна была передать письмо лично ее отцу и переслать ей его ответ. Христина очень страдала от того, что причинила отцу такое горе, но иначе она не могла. Она боялась отца. Однажды он посмотрел на нее таким злым, ужасным взглядом, и с тех пор она боялась его, с тех пор у нее было одно желание — уехать от него. «Не сообщай никому моего адреса, Бабетта, даже отцу».

У Бабетты был хлопот полон рот, но сразу же после обеда она собралась в город. Карл мог и один вымыть посуду. Письмо к Шпану жгло ее, словно огонь, оно могло оказаться чрезвычайно важным, от него, быть может, зависели судьбы людей. Ах, Шпан горюет, он даже не подозревает, что у нее в кармане лежит для него письмо от Христины!

— Мне надо сходить к Шпану! — возбужденно сказала она Герману. Он вез по двору тачку, полную травы: вчера они косили в первый раз. — Я получила письмо от Христины!

Герман остановил тачку и повернул в сторону Бабетты загорелое худое лицо. Он, казалось, не понял. Потом потупил глаза.

— Ах, так, — произнес он, — теперь я понял. Ты получила письмо от Христины?

— Да.

— Надеюсь, у нее все благополучно? — спросил он довольно равнодушным голосом, посмотрев на нее. Белки его глаз почти светились — так потемнело его лицо.

Бабетта растерянно уставилась на него. По-видимому, это его не особенно интересовало — вопрос прозвучал так равнодушно. А она-то все время воображала, что он влюблен в Христину! Ах, эти мужчины, все они таковы!

— Да, благополучно! — ответила она слегка обиженным тоном. — Она пишет, что здорова и довольна.

Герман кивнул и ничего больше не сказал. Ох, ох! Значит, и он таков, как все остальные! У них все только показное! Мужская любовь — словно перышко на ветру, мужским клятвам грош цена. Но все же она еще верила одному из них, одному-единственному. Ах, как этот человек чувствителен, нежен, как благодарен за каждую мелочь! Стоит подарить ему новую трубку, и он целый день только и говорит что о новой трубке. Но, может быть, им, этим быкам, нужно прежде стать беспомощными, для того чтобы оценить любовь женщины? Ах,