Нина. Книга 1. Проклятый дар - Айя Сафина

И он дал. На следующий день, как только закончился второй завтрак, Тори навострила костыли в аллею. Казалось, что ожидание прибавило ей сил идти, потому что до скамьи она добралась на удивление быстро. Приблизившись к родной обшарпанной скамейке, Тори внезапно остановилась. Сердце ушло в пятки от осознания увиденного. Целлофановый мешок лежал нетронутым, ровно таким, каким Тори оставила его вчера. Капли дождя собрались в небольшую лунку, образовавшуюся под тяжестью воды. Тори аккуратно стряхнула воду с мешка. Она для верности пересчитала количество конфет. Оно осталось нетронутым. Нина не приходила.

Тори устало села на мокрую скамью. Грузные мысли одолевали ее и без того обремененную голову. Что же случилось? Почему Нина не пришла? Процедуры не могут длиться целый день! А что если это не процедуры? Что же тогда? Тори нервно перебирала всевозможные варианты. От усиленных размышлений и переживаний разболелась голова. Тори понимала, что это вредно для нее, но она не могла успокоиться, ей нужен был ответ.

Внезапно Тори осенило. Нина рассказывала, что после уколов успокоительных она могла проспать сутки напролет. Так вот что произошло! Видимо, с ней случился один из тех ужасных припадков, во время которых она могла покалечить себя и окружающих! Ее усыпили! Сердце Тори в очередной раз упало вниз. Бедная Нина! Она ненавидела эти уколы! Они были очень болезненными, но больше всего Нина ненавидела отходить от них. Ох, бедная дорогая Нина! Но это для твоего же блага! Тори искренне верила, что укол транквилизатора необходим Нине, чтобы она снова обрела свое место в реальном мире.

Тори уперлась в спинку скамьи в привычном ожидающем жесте. Ноги заболтали в воздухе. Если не сегодня, то завтра, но Нина обязательно объявится! Возможно, даже еще пару дней врачи не разрешат ей покидать палату. Но в любом случае это не продлится дольше трех дней. Больным нужен свежий воздух.

Тори развернула мешок и вытащила очередную конфету, нельзя же оставлять их не съеденными. Сегодня мама принесет еще что-нибудь вкусненькое, и Тори обязательно поделится очередной сладостью с Ниной. Главное, чтобы она поскорее выздоровела и пришла.

Но вопреки ожиданиям Тори Нина не пришла ни на следующий день, ни на следующий после него. Мешки с конфетами, зефирами, орехами в глазури оставались нетронутыми. Когда Тори пришла к скамейке в очередной раз, это уже был восьмой день отсутствия Нины. С каждым утром тревога Тори нарастала. Она все никак не могла понять, что же стряслось с Ниной.

– Вы не могли бы мне помочь, – Тори подошла к одной из медсестер, когда те следили за детьми на прогулке.

– Конечно, дорогая! – улыбнулась медсестра.

– Вы не могли бы узнать, где мой друг? – Тори очень старалась выговаривать каждое слово, паралич лицевых мышц усиливался с каждым днем.

– Разумеется! Как его зовут?

– Нина. Она в отделении для взрослых.

Улыбка медсестры перешла в недоуменное выражение лица.

– Но, милая, вы не можете общаться с детьми, которые находятся вне этого корпуса.

Тори поникла. Ей не суждено узнать о состоянии Нины от кого-то кроме самой Нины.

– Дорогая, а где ты познакомилась с этим другом?

Тори взглянула на медсестру и поняла, что совершила ошибку и едва не выдала себя. Медсестра, разумеется, собиралась выяснить каким образом Тори встречалась с пациентом лечебницы, а, выяснив, пресечет всякую подобную деятельность, ведь эти дети – особенные! Они не являются пациентами психиатрической лечебницы. Они – группа, обособленная от лечебницы.

– Мы познакомились еще в городе, – пробубнила Тори и поспешила удалиться.

Кажется, этот ответ вполне устроил медсестру, потому что она почти тотчас же отправилась играть с детьми в очередную подвижную игру для детей с ДЦП. Тори вздохнула с облегчением. Чуть было не выдала их!

Но вопрос так и остался открытым. Где же Нина? Что с ней?

На десятый день нетронутого мешка сладостей на скамье Тори осознала ужасный факт. Она думала о нем еще в самый первый день отсутствия Нины, но вечный спутник – надежда – не позволил его принять. До этого момента. Сегодня же Тори была готова его признать. Нина не приходит по собственному желанию. Время потенциальных причин, типа процедур и отходняка, вышло. Осталась лишь одна – Нина более не желает видеться с Тори. И Тори не мучилась вопросом почему. Глядя на себя в зеркало, ответ был очевиден. Тори – урод!

Сладкая мякоть безе превращалась в отвратительную массу, смешиваясь с соленой влагой слез. Тори посасывала сладость и плакала. Она не хотела винить Нину, она пыталась понять ее и понимала. Ну, кто захочет каждый день подтирать ее слюни? А эти скрюченные руки и подкошенные ноги, которые то и дело так предательски норовят ее уронить? Да и та последняя затея… Нина защитила ее, но кто захочет защищать урода всю жизнь?

Тори отложила безе. Вкус во рту стал невыносимым. Слезы не поддавались контролю. Тори уже давно не плакала. Годы сопротивления болезни и окружающим сделали ее твердой и даже беззаботной. В какой-то момент она просто перестала переживать из-за очередных косых взглядов и неутешительных диагнозов. У нее никогда не было улучшений. Либо ремиссия, либо новые проблемы. Ну, а отношение людей к такой, как она, не меняется никогда.

Но вот Тори поверила в сладкую ложь о том, что все изменилось. На протяжении года она каждое утро находила здесь человека, очень похожего на нее, пока, наконец, не поняла, что нашла на этой скамейке друга.

– Ты такая же, как я, – сказала однажды Тори.

Нина недоуменно взглянула на нее.

– Просто твои уродства спрятаны вот тут, – Тори ткнула пальцем в висок Нины.

Кажется, в тот день Нина немного улыбнулась. Скорее даже ухмыльнулась.

– Не знаю даже, что хуже, – размышляла Тори, – быть как я или как ты?

Нина вытащила из мешка сушеный банан и надкусила.

– Неважно, – отвечала она, – нам все равно жить недолго…

Тори с горечью вспоминала каждый проведенный с Ниной день, и с очередным воспоминанием поток слез увеличивался, как росла и невыносимая печаль. Почему, Нина? Ведь мы одинаковые! Почему ты бросила меня? Мысли путались в голове, и Тори чувствовала, как начала кружиться голова. Обида невыносимо больно скребла душу когтями осознанного факта. Нина бросила ее… Она более не хочет видеться с ней. Она не желает с ней говорить. Неужели она посчитала Тори уродливее себя? Но такое просто не может быть! Ведь это же Нина! Она не может предать! Она не способна на такое! Или это все казалось? Или в действительности она такая же, как те, что снисходительно смотрят на Тори и не желают признавать в ней человека?

Голова кружилась все больше. А теперь появилась ноющая боль в затылке. Что это?

– Нина… – прошептала Тори в пространство, словно оно было способно перенести ее вздох до ушей бывшего друга.

В теле разрасталась тяжесть, она сковала ноги так, что Тори едва чувствовала их. Но даже если бы и чувствовала, вряд ли бы воспользовалась ими.