Словно распустившийся цветок - Сири Митчелл

Я ничего не сказала.

Он сел за письменный стол, некогда бывший моим, взял в руки статью, над которой работал, и стал читать о распространении Ranunculaceae на субарктических островах. Закончив, он взглянул на меня:

— Вы согласны?

Я кивнула. А что еще мне оставалось? Совершенно очевидно, он нашел мои заметки, поскольку безукоризненно суммировал и изложил мои мысли по этому поводу. И куда более кратко, чем это сделала бы я сама.

— Вы намерены представить ее на чье-либо рассмотрение?

— Разумеется. Британской ассоциации содействия развитию науки.

Да еще и под своим именем, скорее всего. Можно не сомневаться, статья будет принята к публикации.

— Боюсь, что в качестве доклада вашу статью не примут, уж очень она коротенькая. Разве что опубликуют в качестве письма редактору.

— Но в любом случае она будет напечатана.

Я пожала плечами. Самой мне никогда не удавалось опубликоваться в научном журнале в любом формате, так что какая мне разница, выйдет ли его статья в виде письма или будет напечатана в колонке?

Он скрестил руки, лежащие поверх доклада:

— Значит, вы согласны со мной?

— Разумеется, согласна. Вам и самому это прекрасно известно. – Я повернулась к нему лицом, чтобы лучше видеть его. – Потому что большинство этих слов и мыслей – мои собственные! И я не сомневаюсь, что вы найдете способ опубликовать их. Господь свидетель, что мне бы этого не удалось. Но вовсе не потому, что я не пыталась. Я пришла к убеждению, что все, что я напишу, никогда не будет опубликовано, и что мой дядя прав: женщина годится только на то, чтобы быть женой и матерью.

— Я восхищаюсь вашей откровенностью. Мужчина всегда будет знать, как вы к нему относитесь.

Вот уже второй раз я слышала от него эту фразу.

— А почему должно быть иначе? И еще: я поражена тем, что вы поддерживаете отношения с людьми, которые постоянно лгут вам, кривят душой или не демонстрируют той честности и прямодушия, на которых только и зиждется дружба. Должна со всей откровенностью заявить вам, мистер Тримбл, что не смогла бы считать таких людей своими друзьями.

— Я тоже.

— Тогда почему вы держитесь за них? Кажется, вы удивлены моими словами. Хотя было бы куда естественнее удивляться их поведению.

Он рассмеялся:

— Пожалуй. А сейчас я скажу вам кое-что, мисс Уитерсби. Нет ничего лучше путешествия на другой край земли, чтобы узнать, кто твой настоящий друг, а кто лишь притворяется им.

— Эти ваши друзья, разве они не писали вам?

— Нет. Собственно говоря, был лишь один человек, с кем я поддерживал регулярную переписку.

— В таком случае, именно он и должен быть удостоен чести называться вашим другом. – И я вновь отвернулась к огню.

— Этим человеком, мисс Уитерсби, были вы.

Я вновь повернулась к нему:

— Я?! Что заставляет вас думать, будто я…

— Перестаньте. Я же не слепой. А еще мне было поручено разобраться с бумагами вашего отца. Учитывая, в каком беспорядке они пребывали, вопрос заключался лишь в том, как скоро я наткнусь на ваши заметки и узнаю ваш почерк. И потом, я все спрашивал себя, отчего это ваш отец – совсем не такой, каким я его себе представлял.

— Но… полагать меня своим другом? Едва ли это возможно. В конце концов, это была лишь деловая переписка, разве нет?

— С нее все началось, вы правы, но кому еще я писал о своих путешествиях? И о своих овцах?

Итак, моя тайна была раскрыта. Я отвернулась и, опершись о подлокотники, подобрала ноги под себя и прикрыла их юбками.

— Вы так и не ответили на мой вопрос о том, сколько ягнят родила Эмилия.

— Двух. Кто еще, кроме вас, знал о том, сколько овец я потерял в ту снежную бурю в минувшем…

— Сорок девять.

— …году.

— В таком случае, признаюсь вам: я вела переписку своего отца. Если бы не я, сам бы он никогда с нею не разобрался.

— Последние несколько недель он прекрасно с ней справляется. Я просто даю ему список того, что требует его внимания, письма, которые должны быть написаны. И он их пишет.

— Он пишет собственные письма?

— Диктует их, во всяком случае.

Это было несправедливо. Сколько часов я провела, пытаясь наилучшим образом сформулировать его точку зрения и доказать его правоту, когда он прекрасно мог справиться с этой задачей самостоятельно?

— Он – не какой-нибудь маленький мальчик, которого нужно держать за руку и наставлять во всем.

— Он занимался всем этим, пока была жива мама. Но после ее смерти он просто… взял и перестал. – Он перестал делать что-либо. Он вообще ничего не делал. Просто лежал в постели и смотрел в потолок. – Это было ужасно… и страшно.

Мистер Тримбл вышел из-за стола и присел рядом со мной на корточки, положив руку на спинку стула.

— А я не знала, что мне делать, и потому просто начала делать то, что было необходимо. – Я не осмеливалась взглянуть ему в глаза. – Я писала письма, которые нужно было написать, оплачивала счета, которые нужно было оплатить, и все остальное. Так мы и жили, и все это время я надеялась…

Он положил руку мне на локоть.

— Шарлотта…

Но, когда я подняла голову, он поспешно отвел глаза и откашлялся.

— Мисс Уитерсби… Ваш отец – взрослый человек. Вы не должны нести ответственность за его работу.

Не должна нести ответственность? Мне вдруг показалось, будто сердце мое разрывается на части. Словно все те кусочки, которые я с таким трудом соединила после смерти мамы, теперь неизбежно отваливались один за другим. Что бы я делала, если бы не заботилась о своем отце? Убрав свой локоть подальше от него, я развернулась на стуле и опустила ноги на пол.

— Да. Теперь не я несу за нее ответственность, а вы. Быть может, вы и считаете меня своим другом, но, надеюсь, вы понимаете, почему я не могу ответить вам тем же. – С этими словами я поднялась и направилась к себе, наверх.

* * *

Мисс Темплтон уговорила меня нанести на следующий день визит в дом призрения. Хотя она буквально силой вырвала у меня согласие на это мероприятие, теперь, когда мистер Тримбл узнал мою тайну, я была рада возможности улизнуть из дома. Запершись в уединении своей спальни, я начала чувствовать себя пленницей.

После побега, не имея возможности обойти город стороной, я скрепя сердце принялась пробираться вдоль каналов и потоков рассола, уворачиваясь от повозок с солью, попадавшихся мне на пути. Несколько раз мне пришлось остановиться, дабы обменяться приветствиями с женщинами, с которыми я свела знакомство на протяжении минувших недель. Я даже поучаствовала – главным образом, отказавшись высказать свое просвещенное мнение – в их диалогах о том, может ли когда-либо оттенок «блю де франс» сравниться с тоном «блю де руа»[66].