Казаки. Донцы, уральцы, кубанцы, терцы. Очерки из истории стародавнего казацкого быта в общедоступном изложении - Константин Константинович Абаза

благодарил всех казаков, оставшихся верными: «…достойная их служба, – писал он, – праведно воздана будет вознаграждением, о котором я, по долгу моего над войском сим начальства, с душевным, удовольствием перед освященным престолом Ее Императорского Величества ходатайствовать не престану». Первым его ходатайством было «истребление из памяти» и предание вечному забвению всего последовавшего на Яике.

Указом 15 января 1775 года повелено: «Войско именовать Уральским, и впредь Яицким не называть; равно Яицкому городку называться отныне Уральск». Вместе с этим, вины казаков были преданы вечному забвению; комендантство упразднено, все дела которого опять перешли к атаману. При атамане полагалось быть нескольким старшинам, из наиболее заслуженных и почтенных стариков. Для укрощения киргизов по Линии собирались сильные конные отряды, в тысячу человек и более, с пушками. Они проникали вглубь степей; вторгались в самые кочевья орды; брали заложников из семейств, которые познатнее родом, отбивали конские табуны впредь до возвращения пленных или угнанной скотины. Для усиления же самой Линии был отправлен на Урал Пермский пехотный полк; его расположили по форпостам от Уральска до Гурьева. Управление Потемкина было благодетельно и для хозяйства: он разграничил уральские воды от астраханских, оставил за казаками права пользования солью с Узенских озер. С той поры началось мирное расселение казаков, как в северной хлебной полосе Урала, так и по рекам Чегану, Деркулу, Узеням, по Общему Сырту. Нельзя скрыть, что уральцы и после того несколько раз выходили из повиновения установленным властям, причем дело доходило даже до кровопролития, но, тем не менее, они являются верными сподвижниками наших войск – на Линии, в Киргизской степи, на прочих окраинах, наконец, в заграничных походах времен императора Александра. Особенно велика польза, приносимая ими в походах степных, в разных экспедициях, снаряжаемых для изучения края. Никто лучше уральца не знает степи, не выследит хищника и не в состоянии преследовать его до полного изнеможения. Этого мало.

При завоевании Туркестана бывали случаи, что храбрость и стойкость уральцев спасали весь край, выручали наши войска, о чем будет рассказано в своем месте. Вот почему, несмотря на появление ослушников, наши государи до последнего времени ценили доблести и боевую службу уральцев, доблести, присущие им искони, унаследованные от отцов и дедов. Особенно любил и баловал удальцов преемник Великой императрицы Павел Петрович. Он назначил в гвардию одну сотню уральских казаков, которая должна была находиться в Петербурге, при Его особе; казаки сменялись каждые три года. Другая милость была оказана всем казачьим войскам: их чины Государь сравнял с армейскими, тогда как прежде чин майора или полковника давался как особое отличие.

В памяти старожилов сохранился следующий случай благосклонности Императора. Однажды он присутствовал на разводе, где в числе прочих войск стояли уральцы в своих малиновых кафтанах, в таких же высоких остроконечных шапках, опушенных у кого бобром, у кого куницей или выдрой. Впереди могучих бородачей стоял, повесив голову, старшина Севрюгин.

– Севрюгов, что ты приуныл? – спросил его Император, обходя ряды.

– Как мне не приуныть, надежда-Государь! Ведь они, детки-то ваши, не дают мне покоя, все уши прожужжали: «Всех де батюшка-Царь наградил, а нас, грешных, забыл».

– Как, что? Уж не опять ли обижают вас на кухне ухой? – Государь вспомнил, как уральцы однажды жаловались, что им мало дают ухи (щербы).

– Ах, надежа-Царь, совсем не то: у всех харунки есть, а у нас харунки нет… Вот, если б милость была, Ваше Царское Величество!..

– Вот вам хорунка! Служите хорошенько! – сказал Государь, причем передал Севрюгину знамя, стоявшего рядом с ними, взвода преображенцев.

С радостью, с благоговением приняли казаки из рук Царя священную хоругвь, как завет любви и полного забвения вин.

Уральцы у себя дома

Уральских, собственно служилых, казаков считается 15 тысяч: почти на 8 донцов приходится один уралец. Последние, как и донцы, живут станицами, или селами, от 100 до 200 домов каждая, расположенными по правому берегу Урала. Всех станиц 20, в том числе две Илецких. Река Урал – «Золотое дно, серебряна покрышка» – кормит, поит, одевает, обувает. Он течет по необозримой степи, бесплодной, солонцеватой. Только низменные места, по берегам притоков до самой реки, обильны луговой травой. На каждого казака приходится по 427 десятин земли, но земледелием они занимаются мало, живут больше от своих стад, пропитываются рыболовством. Так повелось издавна.

Уралец ростом не велик, зато плотен, широк в плечах; вообще, народ они красивый, здоровый, кроме того, живой, деловитый и гостеприимный. От них пахнет старинною Русью. На службе они кротки, послушны, в бою храбры, в походах выносливы на удивленье. Морозов уралец не боится, потому что мороз «крепит»; жары тоже не боится: пар костей не ломит; а воды или сырости – еще того меньше, потому что сызмала привык по своему промыслу возиться в воде. В своих привычках казаки наблюдают простоту. Они по целым годам не пробуют ни осетрины, ни севрюжины или белужины – товар, этот дорог: «Не по рылу», – говорят. Хозяйки варят дома черную рыбу, и то по временам, когда разрешается лов. В постные дни хлебают пустые щи да кашицу; в скоромные режут баранов, едят каймак, т. е. упаренное густое молоко; в поход берут пшеничные хлебцы с запеченными яйцами, «кокурками» называются. И в своих обычаях казаки наблюдают святую старину. Старые казаки никогда у себя не божатся, говорят: «ой-ой», «ни-ни»; не скажут «спасибо», а «спаси тя Христос». Входя в избу, останавливаются на пороге и говорят: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас!», – как это принято в монастырях или скитах. Затем выжидают ответного «Аминь!». При встрече с незнакомым спрашивают: «Чьи вы?». Наши имена редко встречаются на Урале: там дают имя того святого, которого празднуют за Седьмицу до рождения. Этот обычай строго соблюдается. Если казак походом, или в какое другое время, нарушает дедовский обычай, то утешает себя тем, что родительницы замолят его грех. Так называется все женское население. Казачки строго хранят свято-отеческие предания. Они отлично знают церковную службу, хозяйничают, ткут шелковые поярки, шьют сарафаны, вяжут чулки, других работ нет – все, ведь, кроме рыбы и скота, покупное. Девушки у них стыдливы и скромны, развлекаются в повинных забавах. Так, например, любимое их развлечение «синчик», или первый лед, на котором можно скользить в нарядных башмачках, выставив вперед ножку; при этом, они шумят, кричать, хохочут до упаду.

Девушкам приданого не дают; напротив, жених должен по уговору выдать родителям невесты «кладку», т. е. денежную помощь в размере