Две вечности. Асфиксия - Ананке Кейрин

не могло понравиться маме.

– Сегодня я приду чуть позже, – сообщила она, укладывая в сумку карманное зеркальце. – И, думаю, на выходные…

– Что ты делаешь? – мрачно спросила мама.

Раньше мама и Джун были похожи друг на друга. Высокие, темноволосые, аккуратно одетые. Но мамины волосы растрепались, одежда измялась. Пышущая здоровьем Джун отбрасывала на мать глубокую чёрную тень.

– Не поняла, – легкомысленно отозвалась сестра.

– Что, по-твоему, ты делаешь? Кто проследит за твоими братьями, пока я на работе? Помогай мне хоть немного!

Когда мама говорила таким голосом, стоило ожидать бурю. Но Джун смело ответила на её пристальный взгляд.

– У меня дела.

– И ты тоже, да? – в мамином голосе зазвенели отчаянные нотки. – Тоже хочешь меня оставить?

– Конечно, нет, мама, о чём ты таком говоришь?

– Не огорчай меня, Джун. Не надо.

Голос мамы стал совсем тихим.

– Те, кто меня огорчают, так быстро уходят… Я больше не вынесу этого… Обещаешь?

На этот раз уверенность Джун дала трещину.

– Обещаю, – заверила она, обнимая маму. – Не волнуйся. Я точно не собираюсь никуда уходить, даже мысли такой нет. Мы всегда будем вместе, да?

Наконец мама смогла улыбнуться. Она крепко обняла дочь в ответ.

– Я могу положиться только на тебя.

* * *

– Поиграем? А? В «холодно-горячо»?

Я страдал от безделья. Мне не хотелось отвлекать Джун, но ребёнок есть ребёнок. Мне было необходимо внимание, которого я так мало получал в последнее время от матери.

– Тебе когда-нибудь надоест в неё играть? – задала Джун риторический вопрос, но на этот раз её улыбка выглядела слабой и вымученной.

– Нет!

Мой крик, как и обычно, разнёсся по всему помещению. Джун устало поморщилась.

– Хорошо, только недолго.

Я отдал сестре игрушечного робота, чтобы она спрятала его куда-нибудь подальше. Джун отставила швабру, взяла игрушку и вздохнула. Ей предстояло ещё много дел, но игры с младшими братьями тоже входили в каждодневные обязанности.

Она направилась к дверям из комнаты, но на половине пути вдруг застыла. Её лицо исказилось, вытянулось, побелело. Зрачки сузились, губы слегка приоткрылись. Она выпустила из рук робота, и он с громким стуком ударился о паркет. Одна пластмассовая нога отвалилась и отлетела под диван.

– Джун! Джун!

Ей было больно, но я не понимал, в чём дело. Она вцепилась рукой в живот.

– Надо присесть, и всё пройдет, – успокоила она меня.

– Болит живот? Что-то плохое съела? Нужна таблетка?

– Нет, нет, всё нормально. Не надо таблетки, для меня отдых – лучшее лекарство. Давай поиграем чуть позже, ладно? Сейчас я не могу. Ты только маме не говори, а, Шен? Договорились?

Я не совсем понял, в чём дело, но согласно кивнул. Кроме того, в последнее время я так мало общался с мамой, что не смог бы ничего рассказать, даже если бы захотел. Но случившееся стало для меня плохим знамением.

Однажды, когда мама уже вернулась с работы, а Джун всё ещё задерживалась, в дверь позвонили. На пороге стояли Джун и не знакомый мне мужчина.

Мама нахмурилась и выставила нас с Оди на второй этаж, а сама вместе с Джун и незнакомцем устроилась в гостиной. Я не мог пропустить такой важный разговор, и, оставив Оди наедине с книгой, подкрался к дверям и заглянул в гостиную.

Джун почему-то сидела на диване рядом с мужчиной, а не с мамой. Разве семья не должна быть вместе? Не сразу я заметил, что и Джун, и мужчина сильно нервничают.

– В школе что-то случилось? – натянуто спросила мама. – Успеваемость моей дочери снизилась? Она неподобающе себя ведёт?

– Нет, дело не в этом, – ответил мужчина, поправив на носу очки.

– Зачем ещё учителю приходить к ученице на дом?

– У нас к тебе серьёзный разговор, – сказала Джун.

– Понимаете, я и ваша дочь…

Мужчина замялся, а Джун привычным движением сжала его ладонь. Когда-то давно, в прошлой, чужой жизни, именно так мама брала за руку папу, после чего они тепло друг другу улыбались, словно в мире не было никого счастливее их.

Воспоминание показалось очень далёким, слишком нереальным. Я уже начинал сомневаться, был ли у меня вообще когда-то отец? Кажется, он даже никогда со мной не играл. Только старшие брат с сестрой радовали меня бесконечным «холодно-горячо».

Тем временем мама, застыв на пару мгновений от шока, молнией вскочила на ноги.

– Вы сошли с ума?! – вскричала она. – Вы же не хотите сказать…

– Ты поняла всё правильно, мама.

– Я не хочу ничего слышать! Это ненормально! Это преступление!

– Всё не так, – возразила Джун.

Одарив дочь бешеным ненавидящим взглядом, мама повернулась к учителю.

– А вы чем думали?! Она ещё учится в школе, чёрт вас всех побери! Если у неё не хватает ума, то вы должны понимать невозможность ваших отношений! Я позвоню в полицию! Вам нельзя учить детей!

– Мама, не смей! – Джун тоже поднялась. Мужчина последовал за ней.

– Ты ничего не понимаешь! – в истерике заговорила мама. – Он тебя обманул, он использует тебя!

– Нет, мама. Никто меня ни к чему не принуждал.

Учитель снял очки и попытался вставить слово:

– Я всё прекрасно осознаю и собираюсь взять ответственность…

– Ответственность?! – перебила его мама. – И вы ещё говорите об ответственности?!

– Мама, сердцу не прикажешь.

– Ещё как прикажешь. Ты больше никогда с ним не увидишься, поняла? Марш в свою комнату, и, если хоть раз заикнёшься о любви, которой все возрасты покорны, я так тебя выдеру, что месяц сидеть не сможешь!

Уши Джун покраснели то ли от стыда, то ли от гнева. Но она не двинулась с места, вместо этого крепче сжала руку своего учителя-возлюбленного.

– Понимаю, наши отношения вызовут много проблем, но мы справимся, если будем спокойно и здраво смотреть на вещи, – заявил мужчина.

– Готовьтесь к увольнению, потому что я ни за что на свете не позволю такому человеку, как вы, обучать детей.

– Наши отношения тяжело принять, но попробуйте всё хорошенько обдумать…

– Я не собираюсь ни о чём думать!

Мамино лицо страшно перекосило. Она снова посмотрела на Джун.

– Ты обещала мне! Обещала, что будешь рядом!

– Но я вас не бросаю, просто встретила человека, с которым хочу быть оставшуюся жизнь, – с мольбой объяснила Джун.

– Ты ещё ребёнок, ты ничего не понимаешь!

– Вы недооцениваете свою дочь, – возразил учитель.

– Моя дочь никогда бы не опозорила семью! Господи, за что мне всё это?!

Мама рухнула обратно в кресло; её ноги отключились, как у сломанного робота. Она спрятала лицо в ладонях, но не плакала. Пыталась отгородиться от невыносимой правды, закрыть глаза и не видеть предательства единственной дочери.

– Я знаю, знаю,