Повести о Ветлугине - Леонид Дмитриевич Платов

Видимость то и дело менялась. Вдруг появлялся просвет, лучи солнца пучком вырывались оттуда, и тогда дразнящая оранжевая полоска возникала вдали. Потом все опять темнело, сплошная масса быстро несущихся, низких облаков как бы прижимала нас ко льду.

Андрей догнал меня.

— Нельзя так, Леша, — сказал он вполголоса, чтобы Тынты не слышал. — Вспомни Суворова, его слова: «Будь отважен, но без запальчивости!»

— Там Земля! Наша Земля, Андрей! Земля, к которой мы шли всю жизнь!

— Вернемся сюда еще раз. В следующем году…

— Осталось совсем немного. Нельзя поворачивать, когда Земля так близко!

Мой друг продолжал шагать рядом.

— Что же ты молчишь?.. Как бы ты поступил на моем месте?

— Вернулся бы, — сказал Андрей и, задержавшись, пропустил мимо себя мою упряжку.

Он был очень собранным, дисциплинированным человеком, мой друг. Даже в такой момент не забывал, что я начальник экспедиции, не спорил, не возмущался, не уговаривал меня. Ведь в Арктике люди зачастую гибнут из-за того, что во время опасности возникает несогласие между ними.

Я проверил отсчет одометра. С каждым оборотом велосипедного келеса мы приближались к Земле Ветлугина, правда не так быстро, как хотелось бы.

Кратковременный отдых на второй гряде торосов совсем не подкрепил наших собак. Силы их были, видимо, уже на пределе. Вскоре пришлось выпрячь Фею, а за ней и Вулкана и положить в сани: они до того обессилели, что другие собаки чуть не волоком тащили их за собой.

Уже полтора часа мы были в пути. До Земли оставалось примерно десять километров, если рефракция не подводила нас.

Но мы очень отклонялись в сторону от линии зигзага, от места своей будущей встречи с кораблем. Одиннадцать часов! Время радиосвязи с «Пятилеткой»!

Я приказал остановиться посреди промоины на одиноком ледяном бугре. На нем было так тесно, что в поисках сухого места собаки начали, визжа, взбираться на сани поверх поклажи. Вид у бедняг был самый жалкий, мокрая шерсть слиплась комками, лапы кровоточили. Тынты и Андрей тотчас же захлопотали возле них. Я занялся рацией. Голос капитана, необычно взволнованный, донесся из наушников:

— Место корабля… Корабль выходит за пределы «белого пятна». Алексей Петрович! Не повернете немедленно — рискуете разминуться с нами!..

— Но Земля Ветлугина есть, Никандр Федосеич! Мы видим ее!

— Прошу вернуться, Алексей Петрович! Вы рискуете жизнью не только своей, но и двух ваших подчиненных…

Я повторил;

— Не могу, нет!

Услышав это, Андрей и Тынты уже поднимали собак.

Вихрем, кажется, промчался бы остающиеся десять километров, если бы не проклятый фирн, не эти предательские озера талой воды!

А ветер, как назло, усиливался. Рябь, пробегавшая поверху, превратилась в настоящие маленькие волны.

С тревогой я прислушивался к нарастающему вою ветра. Он забирал все более и более высокую ноту. Облака неслись очень низко, почти над самой головой, цепляясь за ропаки и торосы. Земля уже давно скрылась в сером клубящемся месиве.

Но я поминутно сверялся с компасом:

— Норд-ост девятнадцать… Норд-ост девятнадцать… — бормотал я, словно бы мог забыть курс к своей Земле.

Упрямо продолжал убеждать себя в том, что еще успеем дойти до Земли и вернуться на корабль. Конечно, риск был очень велик! Но ведь нельзя же не рисковать, когда впереди наша Земля!

Главное, дойти до нее, захватить с собой образцы грунта, мха и вернуться на корабль с неопровержимыми фактическими доказательствами!

— Вперед! Вперед!..

Местами, где лед был гладким, мы переводили собак в галоп, а сами бежали рядом, упершись хореем в сани.

Пережидать непогоду было некогда и негде.

Одометр показал, что санная группа продвинулась к Земле Ветлугина еще на три километра.

Но наши острова, кто их знает, могли быть и очень маленькими. Легко можно было проскочить мимо них в этом крошеве, в этой дождливо-снежной мути…

Внезапно вожак моей упряжки как-то странно ткнулся мордой в лед. Другие собаки тотчас остановились. Они неподвижно стояли рядом с ним, поводя боками, понурые, мокрые.

— Рекс! — окликнул я.

Рекс, услышав мой голос, сделал попытку подняться, минуту или две качался на подгибающихся ногах и снова упал. Он был мертв!

Я в волнении нагнулся над ним. Оскаленная пасть, остекленевшие глаза! А ведь это была лучшая собака нашей стаи, самая работящая, терпеливая, послушная.

Трясущимися руками Тынты помог высвободить мертвого Рекса из лямки.

— Вперед, Тува, вперед!

Но не прошло и часу, как пали еще две собаки, на этот раз из упряжки Андрея.

— Что-то делай, начальник! — сказал Тынты, выпрямляясь над мертвыми собаками. — Не тянут.

— Хорошо, — ответил я, подумав. — Связывай лямки для нас! А ты, Андрей, проверь, без чего можно обойтись. Облегчай сани.

Так аэронавты вслед за балластом выбрасывают за борт вещи, лишь бы хоть немного продержаться еще в воздухе, достигнуть намеченной высоты…

Перекинув через плечо ременные лямки, подбадривая, понукая собак, мы поволокли свою кладь дальше, навстречу летящему мокрому снегу.

Так преодолели еще полтора километра.

Тринадцать часов. Время связи с «Пятилеткой»!

Антенна гнулась. Полотнище палатки вздувалось и хлопало.

Сквозь щебет и лопающийся треск пробился издалека напряженный голос:

— Товарищ Ладыгин! Товарищ Ладыгин!

— Слушаю вас, Никандр Федосеич.

— Место корабля… Скорость дрейфа — полтора узла. Слышите меня?

— Хорошо слышу: полтора узла.

Я не успел даже удивиться тому, что Федосеич называет меня официально — по фамилии, а не по имени-отчеству.

— Товарищ Ладыгин! — Голос капитана то пропадал в эфире, то снова появлялся. — Только что из Москвы… радиограмма. Передаю текст: «Санной группе… немедленно… на сближение с кораблем…»

Минуту или две я безмолвно сидел перед рацией, стараясь собраться с мыслями, овладеть собой.

— Товарищ Ладыгин! Товарищ Ладыгин! Слышите меня?.. Поворачивать на сближение…

Да, это уже не просьба или совет. Это приказ! А приказ надо выполнять.

— Прошу радиопеленг! — сказал я. — Санная группа идет на сближение с кораблем…

— Есть дать радиопеленг, — повеселевшим голосом ответил капитан. — Даем!

В наушниках плеснула знакомая мелодия:

Там, за далью непогоды,

Есть блаженная страна…

Это радист пустил нашу любимую пластинку, которую не раз проигрывали в кают-компании.

Но каким грустным эхом отозвалась в сердце знакомая песня!

Земля среди льдов поманила и скрылась. Мы были так близко от нее и вот вынуждены повернуться к ней спиной, уйти ни с чем!

Мне и сейчас трудно вспоминать о нашем возвращении на корабль. Что-то неладное творилось со мной. Впрягшись в лямки, я бежал рядом с санями, покрикивал на собак, осторожно переводил их по ледяным перемычкам, даже, кажется, ел и пил во время короткого роздыха, но все это делал почти машинально. Дразнящее видение узенькой оранжевой полоски, на мгновение возникшей