Самая желанная - Мэри Джо Патни

– Я этого не говорила. Тем не менее мужчины иногда женятся на своих любовницах. Думаете, на мне никто не захочет?

Тут Джервейз наконец выпустил ее руки, отступил на шаг и проворчал:

– Ваша стратегия ужасно глупая. С вашей стороны было бы разумнее подыскать какого-нибудь дурака, который сходит с ума от желания. И вы могли бы отказывать ему до тех пор, пока на вашем пальце не окажется обручальное кольцо.

– Мне нужен не брак ради брака. – Диана покачала головой. – Поймите, Джервейз, я хочу только одного – любви.

– Значит, если бы я произнес слова, которые вы хотите услышать… – Джервейз усмехнулся. – Тогда бы вы больше не принимали других любовников?

– Если бы вы говорили искренне, – ответила Диана почти шепотом. Воцарилось долгое молчание, потом она вдруг улыбнулась и добавила: – Даже сейчас, говоря чисто теоретически о том, вы не можете произнести слово «любовь», не так ли, Джервейз?

Его молчание было холоднее, чем ночной воздух, и длилось, казалось, целую вечность. В конце концов Диана оперлась на его руку, и они пошли обратно к дому. Галантный, как всегда, Джервейз проводил ее до двери спальни, затем, чуть отступив, какое-то время всматривался в ее лицо с таким любопытством, словно перед ним стояла незнакомка. Глаза же его по-прежнему были холодными – сейчас он разительно отличался от того человека, к которому Диана уже начала привыкать в последние недели. Тихо вздохнув, она приподнялась на цыпочки и, положив руки ему на плечи, прижалась губами к его губам и прошептала:

– Идите ко мне в постель, любовь моя.

Джервейз едва заметно вздрогнул, и какое-то мгновение казалось, что собирался что-то сказать, но затем молча покачал головой, развернулся и быстро зашагал по коридору. Диана в отчаянии смотрела ему вслед. И тихонько всхлипнула, когда его широкоплечая фигура скрылась за углом.

Переступив порог своей спальни, она приготовилась ко сну, а потом долго лежала с открытыми глазами, надеясь, что Джервейз придет через потайной ход и присоединится к ней, но он не пришел. Впервые за все время, что Диана провела в Обинвуде, она спала одна. Она по-прежнему считала, что поступила правильно, но ей сейчас казалось, что, если бы Джервейз вдруг зашел и снова попросил ее о том же, она, наверное, согласилась бы.

Три недели… Три недели благополучия и счастья, и теперь… Ох, она ведь сама виновата, сама оттолкнула его. Диана снова всхлипнула. Сможет ли возникшая между ними связь устоять перед его страхами, достаточно ли она сильна? Не вынудит ли ее потребность в нем покориться, согласиться на меньшую любовь, чем они способны друг другу дать? Диана не знала ответов, и терзавшие ее опасения заглушали голос интуиции.

Этой нескончаемой ночью, долго лежа без сна и ожидая рассвета, Диана в отчаянии думала о том, что, возможно, согласится заплатить любую цену – только бы не потерять любимого.

Утро было серым и мрачным. Диана пробудилась от беспокойного сна, не чувствуя себя отдохнувшей. Поскольку не было ни Джервейза, ни горничной, чтобы как следует разжечь камин, в комнате стало холодно. Диана встала, зябко поеживаясь, и сама подложила угля в едва тлевший огонь. Было уже девять часов, но из-за серого неба в комнате царил полумрак. Приблизившись к окну, Диана увидела, что снегопад усилился и превратился почти во вьюгу: сильный восточный ветер наметал сугробы. Погода напоминала йоркширскую, и это обнадеживало – если им придется задержаться в Обинвуде, у нее будет время заделать брешь в отношениях с Джервейзом.

Увы, ее надежды не оправдались. В утренней столовой сидела только Мадлен. Лакей передал Диане записку Джервейза. Виконт написал, что не может больше задерживаться в деревне и что верхом доберется до Лондона, однако для поездки в экипаже погода сейчас неподходящая. И еще Джервейз писал, что она и ее спутники могут оставаться в Обинвуде сколько пожелают.

Записка была короткая и совершенно безличная – такую он мог бы написать кому угодно. Только в последней фразе было некоторое утешение: «Я нанесу вам визит после вашего возвращения в Лондон».

Диана медленно сложила записку. Виконт всегда выражался очень точно и не стал бы добавлять последнюю фразу, если бы не намеревался действительно встретиться с ней снова. Может, она слишком много думала о том, что произошло прошедшей ночью? Может, в действительности их отношения не так уж изменились? Ох, в душе Диана в это не верила. Их битва минувшей ночью была вполне реальной и должна в итоге привести к какому-то окончательному решению.

Диана и ее спутники ждали долгих пять дней, пока шел снег и дул ветер, а потом наконец-то наступила оттепель. И все они были готовы отправиться в путь, как только кучер Сент-Обина сообщил, что экипаж сможет проехать. Дороги размокли, ехать приходилось медленно, и поездка оказалась совсем не такой, как из Лондона на север (им даже пришлось провести одну ночь на постоялом дворе).

Наконец они вернулись в Лондон, и Диане не терпелось увидеть Джервейза. Однако, увы, ее надежды снова были разбиты. На этот раз письмо ей передала ее собственная служанка. На какое-то ужасное мгновение Диане подумалось, что это письмо – прощальное, и что виконт больше не желал мириться с ее настроениями и требованиями. Но, разорвав конверт, она испытала некоторое облегчение, узнав, что самое страшное все же не случилось. Однако письмо все равно оказалось неприятным. Джервейз писал – снова в вежливой бесстрастной манере, – что ему необходимо уехать по делам в Ирландию и что он вернется через несколько недель.

Глядя на плотную бумагу кремового цвета, Диана спрашивала себя, не очередная ли это схватка в их необъявленной войне. До этого Джервейз ни словом не упоминал о предстоящей поездке в Ирландию. Была ли эта поездка действительно срочной – или он пытается доказать ей что-то? Как бы то ни было, предстоящие недели без любимого казались ей нескончаемыми как вечность.

Зимняя поездка в Дублин оказалась ужасно утомительной. Джервейз встречался и разговаривал с разными сомнительными типами, чтобы узнать то, что его интересовало. Кроме того, он хотел встретиться с человеком, который когда-то был его командиром в Индии, с сэром Артуром Уэллесли, занимавшим теперь пост верховного секретаря Ирландии. Они с Уэллесли всегда прекрасно ладили, и теперь, когда Джервейз больше не являлся младшим по званию офицером, они вполне могли стать друзьями. Встретились они за дружеским ужином и поначалу, пока трапеза не закончилась и хозяин не отпустил слуг, беседовали на нейтральные темы. При этом Джервейз рассеянно водил пальцем по бокалу с портвейном. Не будь он этой осенью так поглощен Дианой – съездил бы к Уэллесли раньше.

– Как вам нравится управление Ирландией по сравнению с жизнью в Индии? – спросил, наконец, виконт.

Уэллесли поморщился и проворчал:

– Я всегда предпочитаю честную игру. А Ирландия просто ужасна. Конечно, тут можно провести несколько незначительных реформ, но пытаться внести какие-то серьезные изменения – только ухудшить ситуацию.

– А тот факт, что вы здесь выросли, облегчает вам работу или же, наоборот, затрудняет?