Самая желанная - Мэри Джо Патни

– Пожалуй, затрудняет. Потому что я лучше вижу сложности. Если бы я вырос в Англии, то был бы более уверен, что знаю ответы, – с сардонической усмешкой сказал сэр Уэллесли и, немного помолчав, добавил: – Когда я думаю о том, что могу провести всю оставшуюся жизнь, занимаясь такими вещами… – Он тяжело вздохнул.

– Но это всего лишь временно, – с улыбкой отозвался Джервейз. – В армии нет второго такого человека, который мог бы сделать то, что сделали вы: индийские кампании, сражение при Асаи… Вы непременно получите другое назначение, если захотите.

Снова вздохнув, Уэллесли откинулся на спинку стула. Худощавый, среднего роста, мужчина в расцвете сил – ему еще не было и сорока, – этим вечером он выглядел почти старым.

– Сент-Обин, вы прекрасно знаете, как они там все рассуждают. Военное начальство относится к победам в Индии с подозрением – как будто они делают человека не способным воевать в Европе. И политика моего брата тоже работает против меня.

Джервейз мысленно признал справедливость этого заявления. Уэллесли был блестящим военным: не обладая харизмой Наполеона, действовал со спокойным и точным мастерством, которое не допускало поражения. В бытность младшим офицером Джервейз сам готов был последовать за ним даже в ад. А сейчас, когда Европа почти полностью оказалась под властью французского императора, блестящие военные были Британии необходимы, и допускать, чтобы такой талант пропадал впустую, было бы безумием. Но в руководстве армией действительно смотрели на военный опыт в индийских кампаниях с предубеждением. И старший брат сэра Артура, политик, своим тщеславием и властностью нажил себе немало врагов. Два брата разительно отличались друг от друга, однако сэр Артур всегда был верен брату.

– Но у вас есть и сторонники. Каслри как военный министр делает все возможное, чтобы дать вам армию. И… – Джервейз отпил портвейна – теперь он подошел к истинной цели своего визита. – Возможно, и я смогу вам помочь. Видите ли, у меня есть некоторое влияние, хотя и не явное.

Брови Уэллесли поползли вверх. Должно быть, до него доходили слухи о том, чем занимается его гость.

– Хотите сказать, что вы мне поможете?

Джервейз утвердительно кивнул.

– Несколько министров передо мной в долгу, и теперь пришло время получать по этим долгам.

Например, был такой вопрос, как Тильзитский договор между Францией и Россией. Джервейз выяснил, какие секретные пункты он включал и как они влияли на Британию. Он передал эту информацию Каннингу, и министр иностранных дел был ему чрезвычайно признателен. Подобные случаи были и с другими министрами. Так что он мог сделать многое.

Уэллесли взглянул на него с надеждой.

– И вы сделаете это для меня? Но у вас ведь репутация человека, который сторонится политики…

– В общем и целом – да, сторонюсь, – согласился Джервейз. – Но какой смысл иметь влияние, если никогда им не пользоваться? – Он наклонил бокал и допил портвейн. – Уже несколько лет ситуация тупиковая. Британия контролирует моря, а Франция – континент. Рано или поздно в наполеоновской «Крепости Европа» появится трещина. Когда это случится, вы должны быть там, чтобы превратить трещину в разлом. Но этого не произойдет, если вы останетесь администратором в Ирландии. – Виконт встал и протянул руку хозяину дома. – Так что не слишком устраивайтесь здесь, в Дублине. Это не продлится долго.

Уэллесли тоже встал и крепко пожал гостю руку.

– Я очень надеюсь, что вы правы. – Он улыбнулся, что случалось не часто. – Знаете, Сент-Обин, мне везет с друзьями. Удастся ли вам это сделать или нет – я вам очень благодарен.

Встреча с Уэллесли стала кульминационным моментом поездки Джервейза. Остальное составляли обычные шпионские дела, то есть разговоры с моряками, контрабандистами и мошенниками всех мастей. И, как случалось всегда в таких поездках, он работал допоздна, только на этот раз ему было трудно сосредоточиваться. Он надеялся, что отъезд ослабит власть Дианы над ним, но его по-прежнему преследовал ее образ. Иногда, когда он видел грациозный жест какой-либо женщины, его сердце болезненно сжималось, хотя он точно знал, что это не Диана. Когда же он что-нибудь писал, то между ним и листом бумаги неизменно возникало лицо Дианы, освещенное чудесными синими глазами. И при этом на губах его играла ласковая улыбка – как если бы в ее жизни не было другого мужчины. Но еще хуже были воспоминания о прикосновениях к ней: по ночам он просыпался с отчетливым ощущением, что секунду назад чувствовал тепло ее обнаженного тела. Он был ею одержим – и ненавидел себя за это.

Презирая себя за слабость, Джервейз попытался ускорить свои дела в Ирландии. Он изначально знал, что Диана во время его отсутствия будет принимать других мужчин, – ведь кто-то из них мог пообещать ей все, чего бы она ни пожелала. Джервейз постоянно представлял, как она принимала ухаживания другого мужчины, встречала его улыбкой, а потом раскрывала объятия и…

При мысли, что ее телом обладал кто-то другой, Джервейз чувствовал ужасную боль в груди.

В последнюю ночь в Обинвуде он попытался установить полное господство над своей любовницей, а теперь боялся, что из-за его неудачи власть перешла в ее руки. Она говорила, что власть над мужчинами ей не нужна, но Джервейз очень в этом сомневался. Красота Дианы была могучей силой, и он не мог поверить, что ей не нравилось ею пользоваться.

Его сомнения еще больше усилились после кошмарного сна, который ему приснился в Бристоле, а приснилось, что Диана – кошка, гладкая, чувственная и изящная. И она с ним играла. А он был беспомощным созданием со сломанными крыльями и пытался спастись, но каждый раз, когда он почти освобождался, она лениво протягивала лапу, тащила его обратно, и ее когти, острые как иглы, вонзались в него, но не настолько глубоко, чтобы убить и положить конец его мучениям. Джервейз проснулся в холодном поту с гулко бьющимся сердцем; страх и отчаяние были все еще живы в памяти. Когда же он попытался вспомнить кошку, то она представала в двойственном образе, иногда как Диана, иногда как его мать. Джервейз не знал, то ли он напрасно объединял этих двух женщин, то ли его сон означал предупреждение – мол, все женщины одинаковы. Конечно, ничто не давало повода подозревать, что она хотела покорить его, подчинить своей воле, но Джервейз все же очень этого боялся.

Решение об этой поездке он принял импульсивно, чувствуя, что ему требовалось время, чтобы хорошенько все обдумать. Но он тогда не подозревал, насколько мрачными и неприятными будут его раздумья.

В Лондон Джервейз вернулся ранним вечером. «А может, больше не встречаться с Дианой, чтобы не сойти с ума?» – спрашивал он себя все последние дни. Он знал, что сумеет это сделать, хотя сама мысль о разлуке причиняла невыносимую боль.

Прибыв в Сент-Обин-Хаус, Джервейз сразу же отправил Диане записку, в которой спрашивал, будет ли ей удобно, если он к ней зайдет чуть позднее. Лакей вскоре вернулся с ответной запиской, в которой сообщалось о ее согласии. После их последней встречи прошел почти месяц, и теперь, принимая ванну и бреясь, Джервейз то и дело улыбался, даже не замечая этого.