Не хочу быть полководцем - Валерий Елманов

Вроде бы и действительно ни к чему, но как-то от нее припахивало, напоминая мародерство. Правда, Ицхак нашел для себя оправдание. Мол, он уже попытался предупредить нескольких купцов, что в Москве оставаться опасно, но к его словам прислушался только один человек, а остальные отказались, так что он, говоря языком христиан, умывает руки.

– Ты не успеешь занять деньги и исчезнуть из города, – перебил я его. – Насколько мне помнится, это процесс долгий. Ты объедешь самое большое двух-трех человек за день, да и то вряд ли. Пока договоришься, пока все оформишь… А времени у тебя всего ничего. И где ты собираешься их хранить? У себя на подворье? В моем видении татары в город не войдут, но здесь сгорит все полностью, а люди будут гибнуть, даже если, к примеру, спрячутся в каменных подвалах на подворье английских купцов. То есть тот, кто не сгорит в огне, либо утонет в реке, спасаясь от пламени, либо задохнется от дыма. Или предполагаешь вывезти? Так из-за этих телег любой татарский разъезд…

Но если Ицхак что-то решил…

– Вот за этим я тебя и искал, – перебил меня купец. – Мне нужно точно знать, когда я должен покинуть город. Тот раз ты назвал дату казни, и она произошла день в день. Или в этот раз ты просто видел пожар, и все?

– Двадцать четвертого мая, – сказал я. – С утра. С самого утра. А теперь считай сам, но помни, что все ворота в Китай-городе закроют гораздо раньше. Рассчитываешь успеть?

– Рассчитываю, – кивнул Ицхак. – Я уже переговорил с несколькими, намекнув, что предложили выгодное дело, но у меня нет такого количества рублей, поэтому хотелось бы перехватить у них всего на месяц под резу в десятую деньги. И переговорил, и получил согласие. Но я понимаю, что за все в этой жизни надо платить, – тут же заторопился он. – Даже за видения. Особенно за видения, – сразу поправился купец. – Я отдам тебе каждую сороковую деньгу от общей суммы взятого мною в долг, если ты… – И осекся, глядя на мое мрачное лицо. – Мало? – неуверенно спросил он. – Ты хочешь больше? Ладно, пусть будет каждая двадцатая, – торопливо выпалил Ицхак. – Это очень много, поверь.

Я вздохнул. Объяснять, что меня сейчас гораздо больше интересует другое, бесполезно. Не поймет. Сделает удивленное лицо и заявит, что любовь деньгам не помеха, скорее наоборот. И вообще, деньги – лучшее подспорье для любви. И я вяло махнул рукой:

– Согласен, – надеясь, что теперь-то уж мы точно перейдем на интересующую меня тему, но… не вышло.

– Вот только их надо еще вывезти или спрятать как следует. Вывозить опасно, ты сам только что о том поведал, значит… – Ицхак сделал паузу и вопросительно уставился на меня.

Я молчал, не понимая, куда он гнет. После минутной паузы он не выдержал и внес предложение, которое я вначале воспринял как шутку. Нашел мужик местечко, нечего сказать. Подворье князя Воротынского. Вот те раз.

– А в благодарность я вывезу всех его людей из города, – журчал Ицхак, уговаривая меня. – Получится, что всем благо – тебе, мне, князю и даже им самим.

Получалось логично, но, едва представив, как буду говорить с Елизарием, я снова решительно замотал головой.

– Разве твоя Маша не стоит жалкого разговора с дворским? Тем более ты князь, хоть и фряжский.

Про Машу это он зря. Нечестная игра. Удар ниже пояса. К тому же он до сих пор ничего не сообщил о ней. Я так и сказал ему, но Ицхак был непреклонен – вначале дела, а уж потом любовь, и чем быстрее мы обо всем договоримся, тем быстрее перейдем к разговору о княжне. Пришлось соглашаться. А куда деваться – дело-то к закату, и сколько времени мне придется потратить, убалтывая несговорчивого Андрея Тимофеевича, чтобы он покинул город, неизвестно. А без Ицхака я их и вовсе не найду.

Но предварительно я кое-что изменил в его задумке.

– Не будем впутывать Воротынского и его людей, – твердо сказал я. – Уверен, что в твоих подвалах места для серебра не меньше, чем в его, а то и побольше.

– После пожара никто из татей не осмелится лезть на подворье князя Воротынского, даже если оно окажется безлюдным, а вот на подворье, где жил бедный еврей…

– А зачем тебе вообще уезжать из города? – усмехнулся я. – Коль на то пошло, оставайся.

Он удивленно воззрился на меня:

– Поначалу я и сам подумывал схорониться у английских торговцев, но ты сказал, что люди будут гибнуть даже в каменных подвалах. Я не страшусь смерти, но мертвому деньги ни к чему.

– Они будут гибнуть от удушья, – поправил я его. – Но для того, чтобы проветрить подземелье, достаточно сделать несколько отдушин, только строго друг против друга. И на лица надо надеть смоченные в воде маски из тонкой ткани, чтобы они могли пропускать воздух. Через них дышать будет немного тяжелее, зато они воспрепятствуют вдыханию дыма. Отсидишься вместе со своими людьми и через пару-тройку дней преспокойно вылезешь.

Ицхак некоторое время восхищенно смотрел на меня, затем выразил свой восторг словесно:

– Ты честно отработал свою двадцатую деньгу. Пожалуй, ты даже заслуживаешь прибавки – с каждого взятого мною рубля я дам тебе еще две деньги.

Смешно слушать. Главное, выглядело все это чисто по-еврейски – даже в такой тяжкий час купец озаботился премиальными поощрениями, но в тоже время умеренными. Удивительно лишь, что он вообще пообещал так много – целых пять процентов. Хотя нет, подожди, ведь в рубле не сто, а двести денег, значит, десять процентов плюс еще две деньги с рубля, то есть один процент. Ух ты! Аттракцион неслыханной щедрости, да и только!

Если бы не постоянная, ни на минуту не ослабевающая тревога за судьбу Маши, я бы расхохотался, честное слово, но, памятуя о княжне, лишь деловито кивнул в знак того, что все понял, и нетерпеливо осведомился:

– А теперь поведай о главном.

– Так я уже сказал, – изумился Ицхак. – В совокупности тебе причитается двадцать две деньги с рубля. – Он удивленно уставился на мое помрачневшее от злости лицо, недоумевая, что еще от него нужно, но затем его осенило: – Ах, ты о княжне… – протянул он. – Надо было сказать сразу, а то о главном, о главном…

Оказалось, искать их вовсе не надо. По его словам, которым можно было верить, Маши сейчас вовсе нет в Москве – ни ее, ни папочки, потому что смотрины царских невест еще пару недель назад были перенесены в Александрову слободу. Вот тебе и раз! Ну прощелыга! Ну прохвост этот Ицхак! Да и я тоже хорош – и чего, спрашивается, как дурак, зациклился на Москве?!

Однако нет худа без добра. Заговорив с Ицхаком, как ему надежно укрыться на своем подворье и при этом остаться в живых, я вспомнил и о людях Воротынского – они ведь тоже оставались в городе, и нужно было их проинструктировать.

Правда, сразу поехать на его подворье у меня не получилось. Виной тому оказался все тот же Ицхак. Полюбопытствовав, пошла ли его учеба мне на пользу и в какое дело я вложил полученные от Томаса Бентама деньги, он чуть не подскочил от изумления, узнав, что мне вернули лишь часть долга, да и та никуда не вложена, а банально истрачена, пускай и не до конца.