Претенденты - Сергей Сизарев

Госпожа президент знала, что в новом мире Россия, насквозь приватизированная многими поколениями государственных чиновников и олигархов, не выдержит без боевой мощи, поэтому, когда приходили русские военные и просили денег на очередные вундервафли, она подписывала всё. Хотите заорбитальное ПРО? Пожалуйста! Лёгкие крейсера проекта «Кострома», способные действовать в пределах орбиты Плутона? Нате. Тактические ракеты со встроенным пузырём Алькубьерре, чтобы преодолевать оборону противника? Давайте, но я прослежу, чтобы вы украли как можно меньше…

Военные её предсказуемо не любили. Чухонка! Скрытый враг. Баронесса Харконнен – так её называли за глаза. Не могли забыть, что за её политическим возвышением стояли капиталы отца – финского промышленного магната Владимира Корхонена.

Но, сколько бы денег и усилий ни вкладывалось в сохранение независимости, Ингеборга Владимировна знала, что от прекрасного кошмара, в котором заблудилась её Россия, рано или поздно придётся очнуться, и плата за это пробуждение будет высока. Отрицая дары постгуманизма, цепляясь за традиционные ценности, включая традиционные же формы коррупции, Россия в конце концов не сможет отвечать на вызовы современности и будет уничтожена. Стёрта с лица Земли и других планет, где успела создать свои поселения. Последние несколько лет Ингеборга корпела над тем, чтобы спасти русский народ – по крайней мере, большую и лучшую его часть – от этой незавидной судьбы. Надо только уступить, пока не поздно, и мягко осуществить транзит в постчеловеческий мир. Примкнуть к тому лагерю, где уже давно её родные скандинавские народы почивали на сочных пажитях постгуманизма. Всё дозволено. Кроме коррупции, естественно – эта особенность базовых людей должна остаться в прошлом.

Игеборга вперила взгляд в маячивший на горизонте орбитальный рейлган – циклопический недострой, чья верхушка скрывалась в облаках.

«Rakentaa kuin Iisakin kirkkoa – строить как Исаакиевский собор», так говорили финны о русских. Если уж строить, так со вселенским размахом. А уж если воровать казённые деньги, то тут тоже русским равных не найти.

Особо она гордилась тем, что, остановив эту стройку, она смогла прервать хищение нескольких триллионов рублей ежегодно. Государственные лица, отвечавшие за строительство, бежали в Хеленмар вместе с семьями и имуществом, по специально выстроенному для них коридору безопасности, который на всём протяжении охраняли спецслужбы.

Это было главным условием российской элиты – позволить ворам бежать. Самой Корхонен дали понять – если хоть кто-то из коррупционеров предстанет перед судом – следующей будет она. Уберут любым возможным способом… Она помнила, как плакал командир спецназа, когда его подчинённых подрядили грузить коробки с валютой в фуры. Его большие сильные руки сжимались и разжимались в бессильной злобе. Когда проштрафившихся чиновников сажали в самолёт, Корхонен внезапно остро поняла, что у них не так уж много родни осталось тут – в России. Их дети и родители давно жили за границей. У некоторых – даже супруги. Министр строительства увозил из России только двух любовниц – они смотрели друг на друга со смущением и страхом. Какова будет их роль на новом месте? Хватит ли у него денег на них обоих? Может, лучше остаться? Ведь их не будут преследовать – они ему не родня, а дорогие подарки – особняки, машины и прочее – ещё докажите, что он их не с зарплаты покупал… Но в итоге улетели обе.

Потом пришли новости оттуда – семья главы строительства успешно интегрировалась в Хеленмарское общество, приняв драконское достоинство, а их семейный пудель принял демоничество. По хеленмарским каналам показали свежесозданного пудледемона – всё ещё в операционных шрамах.

– Рад рвать русских рабов! – прорычал монстр, скаля зубы. И, скорее всего, не врал.

Именно тогда госпожа президент поверила, что стала спасительницей России и что русский народ наконец-то полюбит её как родную, но оказывается, параллельно с её проектом по спасительной космоинтеграции в самой России зрела реакция. «Ryssa on ryssa, vaikka voissa paistaisi – русак останется русаком, хоть в масле его изжарь». Они снова тянулись в тёмную пучину веков – к скрепостничеству и монархии. Из глубин русской генетической памяти – из какого-то атавистического рептильного отдела мозга – звала их неизбывная утопия с добрым царём-императором, как лягушку звало болото, сколько бы цапель не стояло там в камышах, терпеливо поджав лапу в голодном ожидании… И они – ради этой последней смертельной дозы традиционализма – уже готовы убрать её, ненавистную чухонку, которая мешает им воровать, упразднить президентство, заменив своим царьком, целиком зависимым от усадившей его на трон элиты…

Но она не допустит этого – она призовёт спасительные силы: польские и грузинские ЧВК. Устроит им маленькую Смуту, чтобы избежать гораздо большей Порухи. Будет вам «Kejsari ja Itzewaldias yli koko Ryssanmaan – император и самодержец всей земли Русской».

«Свергнуть меня хотите? Ничего, я ещё накормлю вас лютефиском», улыбается Ингеборга Владимировна, «Кушайте, не обляпайтесь…»

Двигаясь ночами, Илья и Ламия добрались до границы. Это была километровая полоса отчуждения между странами. Минное поле, прикрытое башенками роботов-стрелков. Проход был двухполосной бетонкой, пересекавшей ничейную землю. Со стороны Хеленмара у противотаранных блоков стояла пара летающих машин пехоты и прохаживались часовые. Никакого движения через границу не было.

– По полю не пройти, – сказала Ламия. – Мирно нас тоже не пропустят. Придётся штурмовать блокпост.

– Это глупо. Я против, – отозвался Илья. – Даже если мы всех здесь убьём, на той стороне посчитают нас преступниками, прорывающимися на территорию РФ. Нам и русских пограничников перестрелять прикажешь?

– Ну, это будет перебор, – после недолгого раздумья согласилась дракон.

– К тому же, ты покалечена, – заметил мальчик. – Не сможешь сражаться в полную силу. И у них две ЛМП.

– А у нас две плазменных гранаты и кварк-глюонный бластер. Там всего-то дюжина свиноморфов ошивается.

Илья вдохнул:

– Дядюшка Римус говорил, что если бы оружие решало все проблемы, драконы отрастили бы десять рук и взяли в каждую по бластеру. Когда решаешь проблемы оружием, их становится только больше, и, в конце концов, они берут тебя в кольцо, которое сжимается с каждым нажатием на спусковой крючок.

– Я вот люблю пострелять, – пожала плечами дракон.

– А умирать ты любишь?

– У меня богатый опыт по этой части. Меня убивали раз двадцать, – призналась Ламия.

– Горячая репликация? – предположил Илья.

– Как и у большинства драконов.

– И каково это – умереть и воскреснуть?

Ламия задумалась, вспоминая:

– Это словно руку отлежать, но только не руку, а голову – первые несколько часов мозг колют иголки, а тело – словно ватное. И ты чёрт знает как далеко от того места, где погиб – дезориентирован и зол, и не помнишь последние несколько часов. Смерть всегда что-то забирает. Так что я не люблю умирать.