Дневники матери - Сью Клиболд

Никто и не подозревал, что через каких-то несколько месяцев все рухнет, и Дилан снова даст всей семье повод для больших волнений.

В начале января 1998 года Дилан сказал Тому, что его беспокоят несколько ребят в школе, которые «по-настоящему до него докапываются». Это были девятиклассники, и Том едва подавил искушение расхохотаться: Дилан был шести футов и четырех дюймов ростом и учился в одиннадцатом классе. Сын сказал нам, что хочет собрать ребят, чтобы разобраться с этими мальчиками. Мы с Томом сказали ему, что они только и хотят, чтобы он повелся на их насмешки. Я беспокоилась, что кто-нибудь может пострадать, а Том — что Дилан подорвет свою репутацию, связавшись с девятиклассниками.

Дилан нас не послушал. Ничего нам не сказав, они с Эриком собрали еще нескольких друзей. Они нашли тех ребят и назначили им встречу вне школы, но младшие мальчики так и не пришли. Мы с Томом узнали о запланированной разборке уже постфактум. Дилан считал, что хорошо справился с ситуацией, но мы были огорчены и сказали ему об этом. «По крайней мере, — думала я, — никто не пострадал».

Позже в том же месяце мне позвонила Джуди Браун, мать друга Дилана Брукса. Брукс и Эрик подрались в школе, и Эрик бросил снежок в машину Брукса, повредив лобовое стекло. Джуди была в ярости и разразилась тирадой против Эрика, что привело меня в растерянность. Мне казалось, что оба мальчика виноваты в случившемся, и я не понимала ее желание вмешаться, когда они должны были решить все сами. Сила ее ненависти к Эрику показалась мне чрезмерной.

Вскоре после звонка Джуди Тому позвонили из школы. Через четыре месяца после отстранения от занятий за вскрытие чужих шкафчиков Дилан намерено поцарапал дверцу чьего-то шкафчика ключом. Его на день отстранили от занятий, и он был должен школе семьдесят долларов за новую дверцу. Том поехал в школу, чтобы выписать чек. Он спросил директора о девятиклассниках, так как был уверен, что Дилан ничего такого бы не сделал, если бы его не спровоцировали. Директор признала, что у них есть особенно «буйная» группа новичков, которые ведут себя так, как будто «им принадлежит это место», но заверила мужа, что администрация принимает меры.

Вечером мы поговорили с Диланом. Том злился на него за то, что сын испортил чужую собственность, и злился на школу за то, что они заломили такую цену, чтобы починить какую-то дверцу. Дилан отдал отцу всю свою наличность и пообещал отработать остальные деньги, выполняя дополнительную работу по дому. Я сказала Дилану, что он не может допускать, чтобы несносное поведение других влияло на него самого.

Я не знала, чей шкафчик поцарапал Дилан, выбирал ли он специально или это был первый попавшийся в тот момент, когда сына одолело желание разрушать. Через многие годы я прочитала, что он нацарапал слово «пидор» — ругательство, которым, по мнению многих источников, награждали Эрика и Дилана в коридорах Колумбайн, — но в школе нам об этом не говорили.

Конечно, нет ничего смешного в том, что младший мальчик может издеваться над старшим. Я просто не могла себе представить, что кто-то будет задирать Дилана. Мое представление о детях, которые становятся мишенью для насмешек, было таким же нереалистичным, как и представление о людях, которые кончают жизнь самоубийством. То, как сын одевался и какую прическу носил, выделяло его из большинства консервативно одетых зажиточных мальчиков из пригорода, но его вид не был эпатажным. Мы также считали, что рост Дилана испугает всех желающих посмеяться, потому что он сам нам так сказал. Однажды в десятом классе Дилан сказал Тому что-то насчет того, что он «ненавидит спортсменов». Том спросил, не пристают ли они к сыну, и Дилан уверенно ответил: «Они меня не трогают. У меня рост шесть футов четыре дюйма. Но вот Эрику, конечно, достается».

После трагедии было очень много написано о школьной субкультуре в Колумбайн Хай и месте Дилана в ней. Регина Уэрте, директор отделения реабилитации малолетних преступников в окружной прокуратуре Денвера, подготовила свой отчет в 2000 году. Ральф В. Ларкин независимо подтвердил многие ее данные в своей книге, ставшей результатом тщательного расследования и вышедшей в 2007 году под названием «Осмысляя Колумбайн». Оба автора считают, что школа Колумбайн Хай имела великолепные академические показатели и была очень консервативной. Это мы знали. Но они также описывают распространившиеся по всей школе издевательства — в частности, со стороны группы спортсменов, которые оскорбляли, унижали и нападали физически на стоявших ниже на социальной лестнице детей. Ларкин также указывает на попытки обратить в свою веру и запугивание со стороны учеников, которые были христианами-евангелистами, самопровозглашенной моральной элитой. Они издевались над детьми, которые одевались по-другому, и преследовали их.

Эти расследования согласуются со многими историями, которые мы слышали после трагедии от детей, которые страдали от психологического и физического насилия со стороны своих одноклассников. Один такой рассказ особенно выделялся. Осенью 1999 года Том поехал в управление шерифа, чтобы забрать машину Дилана со штрафной стоянки. Один сотрудник управления принес мужу свои соболезнования и рассказал, как одноклассники его собственного сына, который учился в школе Колумбайн Хай, подожгли мальчику волосы. Сын, получивший серьезные ожоги, не позволил отцу обратиться к администрации, потому что боялся, что от этого все станет еще хуже. Разъяренный отец просто трясся от гнева, когда рассказывал об этом происшествии, случившемся достаточно давно. Он сказал Тому, что тогда хотел, чтобы от школы «камня на камне не осталось».

Примерно через пять лет после бойни в Колумбайн я говорила со школьным психологом. Он сказал, что после получившего огласку случая издевательств, который произошел ранее, школа стала практиковать более серьезный контроль за учащимися, в том числе дежурство учителей в коридорах во время перемен и в столовой во время ланча. Но мы согласились, что невозможно постоянно следить за двумя тысячами студентов, находящимися в здании, или узнать, что они делают друг с другом на парковке. Несмотря на заявления администрации о том, что они предпринимают меры для разрешения конфликтов между учениками, их усилия пропадают зря. Для многих школа Колумбайн Хай была враждебным и страшным местом, даже если они были в группе самых популярных детей, а Дилан и его друзья к ней не принадлежали. Один из наших соседей сказал, что, когда его выросший сын узнал о трагедии, он повторил фразу, которую мы слышали сотню раз: «Я просто удивляюсь, что этого не случилось раньше».

И Уэрте, и Ларкин заявляют, что учителя закрывали глаза на жестокость и даже насилие в коридорах школы, то ли потому, что не принимали это всерьез — «дети есть дети», то ли потому, что были на стороне популярных спортсменов, издевавшихся над другими учениками. Авторы цитируют записи, в которых школьная администрация отказывалась принимать какие-либо меры, даже когда получала информацию о том или ином инциденте. Это не удивляет так, как удивило бы сегодня. В 1999 году издевательства в школах оставались незамеченными, не было федеральных законов, запрещающих их, не было приказных школьных инструкций и в список бестселлеров «Нью-Йорк Таймс» не входили книги о королевах пчел, палках и камнях[15]. Жестокость детей по отношению друг к другу не рассматривалась такой серьезной угрозой общественному здоровью, какой мы видим ее сейчас.