Дневники матери - Сью Клиболд

Унижения и позор, которые Дилан терпел в школе, по всей видимости, повлияли на его психологическое состояние. В какой-то момент его гнев, который многие годы был направлен на него самого, переместился вовне, а к идее об уничтожении себя, в которой он находил успокоение, присоединилась мысль о том, чтобы прихватить с собой и других людей. Постоянное неуважение в школе, в месте, которое должно быть безопасным, могло с большой вероятностью стать отправной точкой для таких размышлений.

Конечно, даже то, что Дилан сносил оскорбления своих одноклассников, ни в коей мере не снимает с него вину за то, что он сделал. В то же время я глубоко сожалею, что не ощущала чувства Дилана по отношению к тому месту, где он проводит свои дни. Жаль, что я не потратила больше времени и сил, чтобы узнать о психологическом климате и культуре в школе (и о том, подходит ли она Дилану), а не только о ее академических показателях.

Иногда я позволяю себе придумывать тысячи возможностей того, как эта история могла закончиться по-другому, и все эти фантазии начинаются с того, что я выбираю другую школу. Но все-таки больше всего я жалею о том, что не сделала ничего для того, чтобы узнать, что же происходило в душе у Дилана.

На конференции по предотвращению самоубийств, где мне довелось побывать, один отец рассказал о том, как не смог распознать признаки депрессии у своей двенадцатилетней дочери. Он, конечно, заметил, что она стала более плаксивой и навязчивой, чем обычно, и жаловалась на какие-то непонятные недомогания даже после того, как врач сказал, что она здорова: «У меня живот болит. Голова просто раскалывается». Также она более неохотно, чем обычно, отправлялась в постель: «Ну только до конца главы дочитаю. Еще пять минуточек, обещаю». Но он и предположить не мог, что это все возможные признаки депрессии для ребенка такого возраста.

Я тоже не знала. Годы спустя я упомянула об этом в разговоре с подругой, у которой была одиннадцатилетняя дочь. Она была так взволнована поведением девочки, что провела небольшой вопрос знакомых опытных родителей. Приняли бы вы привязчивость, ипохондрию и расстройство сна у своего ребенка за симптомы депрессии? Все сказали, что так не подумали бы. А вы бы подумали?

Что еще более настораживает, так это то, что тот отец, с которым я познакомилась на конференции, сказал, что врач его дочери также не распознал эти симптомы — даром, что у девочки был повышенный риск покончить с собой. Примерно восемьдесят процентов самоубийц были у врача в последний год своей жизни, а почти половина посещала доктора в последний месяц. Дилан был у нашего семейного врача с больным горлом всего за несколько недель до смерти.

Врачам просто необходимо при рутинных осмотрах искать симптомы депрессии и суицидальных наклонностей у своих пациентов. Учителя, школьные психологи, тренеры — все эти люди могут стать мощной группой поддержки. Программы по подготовке специалистов (такие как ASIST — тренинг по приобретению прикладных навыков вмешательства при угрозе суицида корпорации Living Works) помогают участникам распознать людей, страдающих от постоянных мыслей о самоубийстве. Вмешательство в этот процесс может спасти много жизней.

Оценки Дилана в старшей школе никогда не были особенно выдающимися, несмотря на его ум, но в последние две недели в выпускном классе они снизились до того уровня, что два учителя выразили свое недоумение. Волосы сына были чистыми, но длинными и неухоженными, они выбивались из-под бейсболки, которую он всегда носил, лицо у него было плохо выбрито. Все, кто окружал Дилана, в том числе мы с Томом, определенным образом оценивали то, что мы видим, вместо того, чтобы просто спросить, не происходит ли что-нибудь плохое.

Это один из парадоксов, с которыми мы должны бороться. Конечно, было бы куда легче помочь подросткам с депрессией, если бы они были милы со всеми окружающими или больше рассказывали о своих мыслях. Если бы они только выглядели, как дети с плакатов: аккуратно подстриженные, привлекательные, смотрящие невидящим взглядом в окно, за которым льет дождь, подперев щеку кулаком! Гораздо чаще неустойчивый подросток выглядит куда более неприятно: агрессивный, враждебный, вредный, раздраженный, неприязненный, ленивый, плаксивый, не заслуживающий доверия, иногда не соблюдающий правила личной гигиены. Но тот факт, что с такими детьми трудно, что они так зациклены на том, чтобы оттолкнуть нас от себя, не означает, что им не нужна помощь. На самом деле все эти признаки могут быть сигналами того, что они просят о ней.

Следующее происшествие в одиннадцатом классе было самой большой катастрофой.

Тридцатого января, через несколько дней после того, как Дилан исцарапал дверцу шкафчика, они с Эриком были арестованы за взлом припаркованного грузовичка и кражу электронного оборудования.

Тем вечером Дилан согласился пойти с Заком на какое-то мероприятие в церковь, и после него они планировали вдвоем приехать к нам и остаться ночевать. Мы с Томом вместе слушали музыку в гостиной, когда примерно в половине девятого зазвонил телефон. Это был отец Зака, в голосе которого явно слышалось огорчение. Зак поссорился со своей девушкой и ушел с собрания вместе с ней. Он был ранен, возможно, пострадал, выскакивая из движущейся машины, и не мог говорить связно. Все было очень запутано, но родители Зака хотели, чтобы мы знали об изменении планов. Дилан не был с Заком, он ушел из церкви вместе с Эриком.

Я поблагодарила отца Зака за информацию и тут же позвонила Харрисам, которые были взволнованы так же, как и мы, потому что понятия не имели, куда подевались мальчики. Мы пообещали друг другу немедленно позвонить, если что-нибудь узнаем о детях. Через несколько минут телефон снова зазвонил. Это был шериф округа. Дилан и Эрик были арестованы за правонарушение.

Мы с Томом поехали в местную контору помощника шерифа, Харрисы уже были там. Выдвинутые обвинения включали преступное посягательство первой степени и кражу, которые считались тяжкими преступлениями, а также преступное причинение ущерба — мелкое правонарушение.

У меня просто челюсть отвисла, когда я услышала такие серьезные обвинения. Я не могла поверить, что наш Дилан, который в жизни не сделал ничего по-настоящему плохого, мог сделать что-то настолько ужасное. Это была такая беда, которая могла стать серьезным ударом по его будущему. Никого из нас никогда не арестовывали, поэтому мы позвонили одному из наших соседей, адвокату, чтобы спросить у него совета. Он сказал, что Дилан должен «выкладывать все», говорить только правду. Прежде чем повесить трубку, он заверил нас:

— Мальчишки часто делают глупости. Дилан — хороший парень. Все будет хорошо.

Мы прождали, кажется, целую вечность. Миссис Харрис всхлипывала. Затем помощник шерифа вывел мальчиков из боковой двери. Меня чуть не вырвало, когда я увидела Дилана, стоящего передо мной в наручниках.

Мы несколько часов ждали решения, будут ли наши дети отправлены в тюрьму или смогут вернуться домой. Наконец, офицер, который их арестовал, порекомендовал направить их в программу реабилитации, которая была альтернативой тюремному наказанию для малолетних преступников, совершивших незначительное нарушение в первый раз. Программа включала в себя надзор, психологическое консультирование и общественно-полезные работы и позволяла мальчикам избежать уголовных обвинений и исправительного учреждения. Мальчики были освобождены под нашу ответственность.