Копье и кость - Анастасия Машевская

– Но все же я бы не стал называть себя бессильным. В конце концов, достаточно для начала сыскать всего пять-десять пчел, и через несколько лет у вас в кладовой будет несколько маленьких бочонков со свежим, еще жидким лакомством. Время – великая вещь, знаете ли, – продолжал незнакомец, как ни в чем не бывало, выставив вперед руку и будто разглядывая ногти на растопыренных пальцах. – Как и золото, оно требует опытных рук. И, как и золото, в опытных руках становится оружием более грозным, чем всякий на свете меч, – и сжал кулак, убрав руку.

– Да ты философ, – зло бросил царь.

Голос незнакомца прошелестел совсем по-змеиному:

– Я бы так не сказал… – Мужчина чуть выглянул из-за спинки кресла, оскалился и почесал щеку с длинным продольным рубцом.

Наутро, обессиленная и измученная, Шиада подошла к окну своей молельни и посмотрела на встающее весеннее солнце. Оно будто померкло. Как все вокруг померкло в кромешной тьме страшного вопроса: «Как жить дальше?» Из небольшой коробочки женщина изъяла крупный черный перстень – все, что ей осталось от архонского принца. Шиада поцеловала кольцо и долго рассматривала.

Не встречая рассвета, не задавая вопросов Всеединой Матери, жрица вышла из комнатки и уныло побрела в спальню. Красные, опухшие глаза не разбирали по дороге никого: слуг, Гвинет, Нелары, брата. Переступив порог, она обернулась лицом к затворенной двери и осталась так стоять.

– Может, расскажешь, что случилось?

Женщина вздрогнула от голоса Берада. Нерешительно повернулась и тихо ответила:

– Дурной сон.

Берад сидел в кресле, скрестив руки на груди. Не будь Шиада измождена, поняла бы, что муж тоже не спал до утра, не находя себе места: костяшки сжатых кулаков белели красноречиво.

– Настолько дурной, что ты рыдала всю ночь? – Трудно сказать, чего в его тоне было больше – нетерпения или гнева.

Шиада продвинулась вглубь комнаты и едва слышно сказала:

– Мне надо одеться, Берад.

– Одевайся и рассказывай.

– Очень дурной сон.

Берад не выдержал: подлетел к жене и, схватив за предплечья, встряхнул в надежде взбодрить. Но вместо этого почувствовал, как женщина панически дернулась в его руках. На ее лице отразился неподдельный страх.

– Ты… ты что, боишься меня? – Так и хотелось спросить: «Ты ли? Тебе же вообще плевать и на страх, и на людей!»

Женщина молча дрожала. Вся – как открытая, оголенная кровоточащая рана, что нестерпимо болит и страшится, как бы до нее не дотронулись. Преодолев слабое сопротивление, Берад прижал жену к себе и поцеловал в волосы. Вот оно – первое за их супружескую жизнь мгновение, когда Шиада откровенно нуждалась в его заботе. Ладно уж, нужно подождать, она успокоится. Их, женщин, поди пойми, чего ревут.

Прошло немало времени, прежде чем Шиада притихла. Наверное, от осознания, что позволяет облегчать свои страдания человеку, в общем-то ставшему их причиной.

Отстранилась и достала платье.

– Я помогу тебе, – вызвался супруг. Шиада не протестовала. – Ты так и не ответила, что тебе снилось, – проговорил Берад, шнуруя корсаж.

– Дурной сон.

Женщина села к туалетному столу и взяла в руки гребень. Провела по волосам. Не заметила, как комнату покинул разгневанный и раздосадованный муж. Даже не обернулась, когда в ее спальню опять кто-то вошел.

– Позволь мне, – раздался теплый голос брата.

Шиада отдала гребень, и Растаг принялся начесывать копну, которая и без того уже сверкала и искрилась, как чешуя медного панциря.

– Берад сказал, ты плохо себя чувствовала этой ночью. Что-то с ребенком?

Шиада обернулась через плечо и вскинула на брата черные глаза. Все, что происходит в голове и что произносится вслух, – звучит по-разному. Потому женщина собрала все силы, чтобы с трудом (и только со второй попытки) выговорить:

– Аг… Агравейн погиб.

Растагу можно было сказать. Растаг понял мгновенно. Он единственный знал о привязанности сестры к архонскому принцу.

Мужчина опустился рядом на одно колено, взял сестру, раскачивающуюся взад-вперед, за руку и долго безмолвно утешал. В жизни Шиады это было самое странное время.

Почти через сутки Алай Далхор потер руки и велел страже впустить дочь. Джайе не составило труда встать в предрассветный час – она не ложилась. Во все времена Джайя появлялась перед отцом в идеальном убранстве и даже сейчас выглядела безукоризненно. Только красные припухшие веки говорили, что ее жизнь разбита: в проклятый день, когда Бог отвернулся от Орса, царевич Сарват устроил унизительную публичную казнь нескольких офицеров и полководцев страны, и в их числе – Заммана Атора.

Алай, сухой, седеющий, с негнущейся спиной и несгибаемой волей, в ту ночь тоже не спал, размышляя, как быть теперь. Из по-настоящему стоящих полководцев у него остался только верный Тай, кровный брат, и он сам. Два Далхора, и только. И что делать с Джайей, тоже теперь неясно.

Нужно время, чтобы все осмыслить. Покрутив тяжелые золотые браслеты шириной во все запястье, Алай поприветствовал дочь и, не давая ей сесть, сказал:

– Ваше поведение во время казни было достойным.

– Благодарю, ваше величество.

Алай только кивнул.

– Сейчас для разговоров не лучшее время, Джайя, но вы должны быть в курсе и не выказывать потом удивления. В сложившейся ситуации ваш брак и брак Халия – единственное, что может помочь стране. Завтра аданийцы войдут в замок, чтобы обсудить контрибуцию, и одному Богу известно, что будет дальше. От себя я обещаю дать вам время для печали и скорби и найти жениха столь же достойного и ценного, каким был Атор.

Сейчас эта девочка вежливо поблагодарит его и уйдет, чтобы рыдать в одиночестве. Так уже было.

– Спасибо за известие, государь. – Джайя поклонилась. – Позволите пожелать вам доброй ночи? – Она с трудом держалась на ногах.

Джайя встретилась с суровыми глазами отца.

– И вам доброй ночи, – проговорил он сочным голосом. Наверное, такие интонации стали замещать в речи царя теплоту, которой стоило бы ждать от отца. – Помолитесь, это поможет вам успокоиться.

Джайя только поклонилась и вышла, сглатывая слезы. Она шла, едва ощущая ногами пол. В замке стояла гробовая тишина – как и во все времена, сколько она себя помнила.

Шиада никого не подпускала к себе. Никого, кроме брата. Берада это невыразимо выводило из себя: только, казалось, все наладилось – жена опять за свое! Вначале он попытался выяснить суть дела – только извел нервы, ничего не получив в результате. Поэтому через несколько дней Берад попросил шурина зайти к нему в кабинет. Указав на кресло, Берад попросил помощи. Он же видит – Растаг в курсе, что происходит. Тот развел руками – он уже не раз убеждал Шиаду объясниться с мужем, да только ее упрямство всем известно.