Истории торговца книгами - Мартин Лейтем

Основанное Дроз издательство Droz Editions существует до сих пор. Прежде чем покинуть Париж, она продала архив принадлежавших Пеллеше и Полену бумаг нью-йоркскому книготорговцу и коллекционеру Хансу Петеру Краусу – легендарному человеку, пережившему Дахау и Бухенвальд. Почти сразу в порыве щедрости Краус пожертвовал материалы Пеллеше Национальной библиотеке Франции, а обширный архив Полена хранил у себя до 1979 года и лишь затем подарил его нью-йоркскому обществу библиофилов «Клуб Гролье». По словам его членов, этой коллекцией обычно интересуются чаще всего. Краус продолжал работать в книжном магазине на Манхэттене до 1988 года, когда он скончался в возрасте восьмидесяти одного года. Ну и наконец, в 2018 году вдова Крауса подарила клубу дневники Полена. Возможно, однажды кто-нибудь увидит их и опубликует новые материалы о Полене. Эдоардо Барбьери, преподаватель истории из Милана, прислал мне письмо, в котором пишет, что Полен был «слегка сумасшедшим, но чрезвычайно умным».

Последняя часть начатого Мари Пеллеше Общего каталога инкунабул была опубликована в 1970 году, в итоге каталог был включен в электронную базу мировых инкунабул Британской библиотеки. Вместе с тем постоянно пополняется каталог немецких инкунабул, начало которому положили Альтхофф и Геблер и который с тех пор превратился в превосходный, доступный для общего пользования онлайн-ресурс. На сегодняшний день осталось очень мало незарегистрированных инкунабул – во многом благодаря дочери архитектора из пригорода Парижа, которая при взгляде на них испытывала неподдельный трепет и благоговение.

Охотники за исчезающими иллюстрациями

В букинистических лавках, ассортимент которых достаточно беспорядочен, можно встретить, хоть и очень редко, особый род посетителей, которые, взяв в руки книгу, открывают обложку, зажимают все страницы между большим и указательным пальцами и сгибают их под определенным углом.

Они проверяют исключительно книги, опубликованные до 1910 года, в поисках образцов редкого книжного искусства – изображений на переднем обрезе книги, нарисованных на самом краешке страниц (а не на полях) таким образом, что увидеть их можно, лишь сдвинув страницы под углом или веерообразно. Эти мастерски выполненные акварельные работы создаются следующим образом: страницы зажимают под таким углом, чтобы их края образовывали гладкую поверхность, а затем наносят рисунок. Как только картина высохнет, книгу закрывают, а передний обрез покрывают позолотой – для этого на него наносят сусальное золото, в качестве клея используя яичный белок и воду. Позолота защищает пергамент или бумагу от пыли и насекомых. Таким образом, кажется, будто перед нами обыкновенная книга с позолоченным обрезом, однако, если посмотреть на нее под нужным углом, нашему взору предстанет спрятанная иллюстрация. У моего отца такая книга хранилась больше тридцати лет, прежде чем однажды он наконец обнаружил изображение на обрезе. Это взволновало его не меньше (ну, хорошо, быть может, чуть меньше), чем тот факт, что одна из его тростей на самом деле оказалась тростью с вкладной шпагой. Как это часто бывает, та картина была написана на обрезе часослова и представляла собой вдохновляющий пасторальный пейзаж с деревенским домом. Изображения на передних обрезах часто служили своего рода партизанским спасением от скуки жертвам монотонных церковных служб.

Совсем иную функцию по отношению к тексту выполняла картина, нарисованная на переднем обрезе двухтомника Иоганна Циммермана «О уединении» (Лондон, 1805), ныне хранящегося в одном из музеев Нью-Йорка. Читателя, изучающего второй том, ждал восхитительный сюрприз: на переднем обрезе книги скрывалось изображение одинокого рыбака на фоне вечернего пейзажа.

Двойные рисунки на обрезах встречаются еще реже, а их выполнение требует еще более титанических усилий – такие книги таят в себе два разных акварельных изображения, которые становятся видны, если свернуть страницы в одну или в другую сторону. Лишь однажды мне довелось увидеть такую книгу: это было собрание поэзии Купера, которое показал мне один старик, живший в средневековом доме в Дувре в нескольких километрах от побережья. Думаю, проблема в том, что подобный экземпляр невозможно выставить в музее, не используя специальных зажимов, а значит, приходится выбирать, какую из двух картин показать посетителям.

Поскольку в начале Нового времени было принято ставить книги на полку обрезом наружу, края страниц украшали не только потаенные изображения, но и имена владельцев или семейные гербы. Подобные экземпляры встречаются редко – отчасти из-за особенностей процедуры замены переплета, когда мастер заново сшивает маркированные сигнатурами печатные листы. После повторной сшивки края страниц становятся неровными, поэтому переплетчик их немного подрезает. Восхитительная книга Евангелие из Линдисфарна, написанная в 715 г., пережила набеги викингов, но стала жертвой обычного викторианского переплетчика, уничтожившего часть оригинальных цветных иллюстраций.

Все и ничего: одержимые коллекционеры

Любовь в любом ее проявлении порой перерастает в одержимость и сумасшествие – в том числе и любовь к коллекционированию. Где-то на грани библиофильства притаились библиографы – те люди, которые способны написать целую книгу, составляя список всех изданий по определенной тематике. Эта диковинная практика постепенно отмирает благодаря интернету да и попросту огромным объемам публикуемой литературы, но было время, когда двое смельчаков предприняли попытку объединить все библиографические материалы.

В 1877 году свою «Библиографию библиографий» (Bibliography of Bibliographies) опубликовал житель Нью-Йорка Джозеф Сабин, однако вскоре на смену его книге пришел труд поляка Теодора Бестермана, который, по его собственным словам, получил полноценное образование, самостоятельно занимаясь в библиотеке Британского музея. Бестерман – загадочная личность и эксперт мирового масштаба по призракам и Вольтеру, чьи письма он опубликовал в 107 томах. В 1939 году Бестерман самостоятельно опубликовал «Всемирную библиографию библиографий» (The World Bibliography of Bibliographies). Эта работа прославила его. В ту пору, когда еще не было интернета, его имя знал каждый библиотекарь. Сегодня невозможно даже представить, чтобы кто-то решился повторить подобное, но, если бы такая попытка и была предпринята, Вселенная, пожалуй, стремительно сжалась бы и вернулась к состоянию сингулярности, чтобы вновь возникнуть в виде параллельного мира, где вы читали бы тот же самый абзац, только кресло, в котором вы сидите, выглядело бы немного иначе, а ваши брови были бы чуть темнее – прямо как в том эпизоде «Звездного пути», где искривление пространства и времени приводит к появлению злых двойников капитана Кирка и всех членов его экипажа. Однако мотивы Бестермана были неоднозначны, и ему явно не хватало человечности. Страсть к рационализаторству в поздние годы жизни привела его в женевский дом Вольтера, – живя там, он ратовал за то, чтобы слово «Бог» перестали писать с большой буквы. Историк Хью Тревор-Ропер[159], как исполнитель его завещания, был одним из немногих, кто в 1976 году присутствовал на унылой, лишенной музыкального сопровождения кремации. Бестерман завещал 1,3 миллиона фунтов Оксфордскому университету, при этом почти ничего не оставив вдове, которая едва сумела выцарапать часть денег обратно, подав в 1981 году судебный иск. После слушания Мари-Луиз Бестерман сказала: «В последние три года он был очень раздражительным».