Истории торговца книгами - Мартин Лейтем

В 1938 году один преподаватель истории из Берлина эмигрировал в США с женой и семилетней дочерью Лилиан. Он принадлежал к диаспоре академиков-евреев, бежавших от нацистов, среди которых были Эрвин Панофский, Николаус Певзнер и Эрнст Гомбрих. Они вдохнули новую жизнь в британское искусствоведение, – правда, в данном случае достичь выдающихся успехов предстояло упомянутой выше маленькой девочке. Выйдя замуж, Лилиан Рэндалл стала куратором Художественного музея Уолтерса в Балтиморе. В этой должности в 1966 году она написала новаторскую работу «Изображения на полях готических рукописей» (Images in the Margins of Gothic Manuscripts), стоически изучив сотни средневековых маргиналий. Она неутомимо выискивала такие рисунки на полях в Америке и в Европе, а в собственном музее нашла такие сокровища, как Псалтирь с изображениями крошечных строителей, перетаскивающих буквы на предназначенное для них место при помощи веревок и стремянок. Рэндалл с присущей ей скромностью писала, что затронула лишь небольшую толику того, что скрывает в себе эта тема, но прошло уже шестьдесят лет, а она до сих пор остается авторитетом, ее слова часто цитируют, а ее книгу невозможно раздобыть ни за какие деньги. Я только что звонил в музей Уолтерса – там ее вспоминают с теплотой: «Ах да, она жива-здорова, вышла на пенсию и живет счастливо».

Многие маргиналии до сих пор не известны широкой публике, однако благодаря оцифровке старинных книг ситуация с каждым годом меняется. Мы знаем, что иллюстрации на полях повсеместно встречались в религиозной литературе, которая составляла большую часть всех выпускавшихся в ту пору произведений, а также в сводах законов, книгах по истории, рыцарских романах и сборниках поэзии. Повсеместность маргиналий подтверждается количеством украшенных ими книг, разбросанных по библиотекам современного западного мира. Ниже приведен краткий обзор по городам – пристегнитесь, ведь всего через несколько абзацев вам предстоит взглянуть на мир по-новому. Как недавно сказала Кейтлин Мэннинг, торговец средневековыми книгами: «Это сильно шокирует, если у вас в голове есть некое представление о том, каким было средневековое общество». Утонченные натуры даже рискуют испытать головокружение – подобно Бодлеру, впервые увидевшему английскую пантомиму.

Началось все очень давно. В потрясающей Келлской книге (ок. 800), хранящейся в Дублине, есть знаменитый лист с хризмой – монограммой ХР, где имя самого Иисуса Христа, написанное на греческом языке, украшают изображения котов, мышей и выдр, а посреди всего этого анималистического многообразия встречаются два порхающих мотылька. Более поздние средневековые маргиналии украшали уже не написанный в центре текст, а поля страниц, при этом старинная стилистика Келлской книги отражает кельтский мистицизм. Природный мир был неотъемлемой частью духовного созерцания, которое само по себе подразумевало всего-навсего отдохновение ума в его естественном состоянии. В те времена у сопровождавших текст созданий не было нужды держаться особняком – ни на книжной странице, ни в реальной жизни: выдры согревали ноги святому Кутберту[167], орел бросал рыбу к стенам его кельи, лошадь приносила ему хлеб, а сам он написал первый в мире эдикт о защите птиц.

Переместимся в Средневековье: в библиотеке одного из колледжей Кембриджского университета хранится рукопись, где под сценой распятия мы видим изображение обезьяны-музыканта, которая задом наперед сидит верхом на лисице, а рядом полулев-получеловек заглядывается на нарядную деву. В книге из городка Бери-Сент-Эдмундс мы находим мужчину с деревянной ногой, который пытается побрить зайца, – здесь отражен смысл народной пословицы о попытке совершить невозможное. В Библии, хранившейся на главном алтаре нориджского собора, есть страница об искушении Христа в пустыне, на полях которой изображены животные, выпускающие друг в друга газы. В Британской библиотеке есть книга, где под псалмом 67 нарисована обезьяна верхом на гусе, которая из лука целится в пятую точку мужчине. В той же библиотеке хранится часослов (эти «средневековые бестселлеры» были так же популярны, как сегодня поваренные книги), на страницах которого мы видим крылатую обезьяну, пытающуюся выдернуть из текста слово Deus[168], пока блемий в шутовском колпаке наблюдает за происходящим с притворным неодобрением. Внизу изображена группа музыкантов, играющих на трубах и барабанах, а также кухонный котелок и реалистичная бабочка. В других религиозных произведениях мы находим изображение обезьяны, которая обедает, сидя на заглавной букве «C», и расположившихся на полях русалок.

Творившиеся в маргиналиях непотребства служили развлечением и для самых верхов: на страницах фламандского часослова, изготовленного для Екатерины Клевской, имеется тромплей (обманка) с изображением цветов, сидящей жабы и морской ракушки. Мы даже находим здесь миниатюрную руку, протянутую сквозь нарисованную на странице дыру. На полях молитвенника, отправленного в Прагу королю Вацлаву, была изображена комическая сцена измены, а в Риме хранится свод законов, изготовленный для папы Иннокентия III (1160–1216) и украшенный козами-музыкантами и монахами-лисами.

Некоторые животные вызывают определенные ассоциации – к примеру, кролики и зайцы символизировали плодовитость и игривость. Обезьяна – это простой способ высмеять человеческое поведение. Их изображали так часто, что одного анонимного художника с севера Нидерландов даже прозвали «Мастером обезьян».

Величайшая загадка, породившая множество научных статей и бесчисленное количество споров на форумах, – это частые изображения гигантских улиток, сражающихся с рыцарями и, как правило, побеждающих. Шутливая разгадка, таящаяся в давно забытом предании, похоже, заключается в попытках высмеять мужское позерство: медлительная, невооруженная улитка и та побеждает рыцаря, у которого предостаточно оружия и гордыни. Улитка вызывала благородные ассоциации с луной (ее рога то появляются, то исчезают), с вечностью (ее панцирь имеет священную форму спирали) и с идеей о неспешном путешествии по жизненному пути. На фоне рыцарской удали особенно выделялся тот факт, что улитки являются гермафродитами.

Все эти изображения животных, полулюдей-полузверей и проявления человеческой природы без прикрас демонстрируют нам мир, где связь с природой была более тесной, чем сейчас, как и связь с нашими собственными животными побуждениями. Человеческое тело и его функции были скорее поводом для смеха, чем для стыда. Смерть окружала людей повсюду (и не только когда бушевала чума), как и испражнения – их приходилось выносить из домов, и они стекали по центральным улицам многих городов.

Я только что сделал перерыв, чтобы выпить чаю, и услышал по радио, как женщина пространно жаловалась на то, что купила в магазине хлеб и нашла в батоне муху. Корреспондент Би-би-си, бравшая у нее интервью (передача идет в прайм-тайм в разгар конституционного кризиса), не веря своим ушам и демонстрируя, насколько мы далеки от средневековой ментальности, в изумлении воскликнула: «Что? Прямо внутри пакета?»