Слова, из которых мы сотканы - Лайза Джуэлл

Впервые кто-то, кроме его матери или матери Скай, назвал Айседору «твой ребенок». Томми всегда называл ее «малышкой».

– А что насчет нее? – опасливо поинтересовался Дин.

– Не делай вид, будто не понимаешь. Она – твой ребенок. Ты не видел ее с тех пор, как она появилась на свет. Что ты собираешься с этим делать? – Голос Лидии звучал ровно и размеренно. Ее тон был не резким, а доброжелательным. Но вопрос все равно расстраивал Дина. Он обнаружил, что от подступающей ярости сжимает кулаки под столом.

– Я ничего не собираюсь с этим делать, – сказал Дин, презирая звук собственного голоса, заполнившего пространство между ними, презирая себя за то, что показывает Лидии другую сторону своего характера – грубую, невоспитанную, ребячливую сторону.

Лидия ничего не сказала, но продолжала смотреть на Дина, слегка склонив голову набок.

Официантка принесла им два бокала пива и корзиночку с хлебом. Дин нервно взял свой бокал и сделал большой глоток.

– Ты не можешь ничего не делать, – наконец сказала Лидия. – Это не выход.

– Почему?

– Потому что она твоя дочь.

– Это правда, но в жизни все не так просто, да? Ну, ты только посмотри на нас. Загадочный французский папаша, наша сестра, с которой мы еще не встретились, еще один брат, который даже не знает о нашем существовании. У тебя нет родителей, а у меня есть дочь, у которой нет матери. Все как-то запутано, верно? Чем я отличаюсь от других? Что отличает моего ребенка от других?

– Ты, – ответила Лидия. – Ты отличаешь своего ребенка от других.

Дин искоса посмотрел на нее. От ее ответа у него перехватило дыхание.

– Да, но какой от меня прок? – спросил Дин. – Что я могу предложить ребенку? Ни дома, ни работы, ни семьи, ни будущего.

– Это неправда.

– Разумеется, это правда. Я долбаное пустое место. – Люди, сидевшие в соседней кабинке, начали украдкой поглядывать на них. Дин понизил голос. – Знаешь что, – тихо сказал он, – когда я впервые увидел этого ребенка, когда ее только вытащили наружу и она посмотрела на меня, даже тогда я понял, хотя она была крошечной, скрюченной, синей и покрытой кровью и слизью, даже тогда я понял, какая она умная. И когда я это увидел, я понял, что не смогу ничего сделать. Даже тогда я знал, что недостаточно хорош для нее… – Он остановился и сделал такой глубокий вдох, что у него закололо под ложечкой. Но это не помогло. Слезинка скатилась из его правого глаза и упала на джинсы. Дин смотрел, как она впитывается в ткань, и скоро к темной отметине присоединилась еще одна, потом другая. Он взял со стола салфетку и вытер щеки.

– Вот черт, – сказал он. – Черт. Извини, я просто…

– Все в порядке. – Лидия накрыла его руку своей. – Это совершенно нормально. Выпусти это из себя.

– Ха! – произнес он. – Ты красиво говоришь.

Лидия заморгала и улыбнулась:

– Да, я знаю. Мы оба мастера поговорить. Но если честно, Дин, тебе не о чем беспокоиться. Теперь у тебя есть я.

– Что ты имеешь в виду?

– Я хочу сказать: что бы ни случилось с тобой или твоим ребенком, что бы ты ни решил сделать, я прикрою твою спину. Ты больше не один, верно?

Дин хотел возразить, сказать какую-нибудь колкость. Он приоткрыл рот, готовый вступить в спор. «Ты даже не знаешь меня, – хотелось ему сказать, – ты не знаешь обо мне ничего. Ты не знаешь, каково это – чувствовать себя никем. У тебя есть большой дом и горничная. Разве я могу верить, что ты вступишься за меня? Разве ты можешь верить, что я не обману тебя?»

– Я выйду на улицу, – сказал Дин. – Только на минутку.

Лидия с улыбкой кивнула и отпустила его руку.

– Хорошо, – мягко сказала она.

Он нашел маленький закоулок через три витрины от ресторана. Оказавшись вдали от уличных фонарей, Дин достал из мятой пачки сигарету. Потом уселся на корточки, прислонившись к сырой стене, и закурил. Он слетел с катушек, внезапно и полностью. За каких-то десять минут он превратился из «мистера с новой сестрой» в нервную развалину. Втягивая дым в легкие, он ощутил, как спадает напряжение, и откинул голову к стене. Он не учел эту переменную в своем уравнении. Он не рассчитывал на возможность встретить человека, который будет неравнодушен к нему до такой степени, что заставит его что-то сделать с той неразберихой, в которую превратилась его жизнь. Он не думал, что встретит того, кто сможет полюбить его. Он увидел это в глазах Лидии: такой же дерзкий разум, как в глазах его дочери. И такое же выжидательное выражение. Лидия возлагала на Дина большие надежды. С этой идеей было трудно согласиться в мире, где никто и никогда не возлагал на него особых надежд.

Дин смотрел на тлеющий кончик сигареты и вспоминал, как обещал Скай, что бросит курить. И вот что получилось. Он ни на секунду не поверил в свое обещание. Он сказал это, чтобы Скай заткнулась, как это случалось и раньше. Потому что, по правде говоря, Скай была довольно тупой. Она могла говорить и говорить до бесконечности, но все это был просто шум, за которым не стояло ничего существенного. Просто бессмысленное сотрясание воздуха. Дин никогда не пытался заткнуть рот своей матери, потому что она никогда не говорила ему того, чего он не хотел слышать. С Лидией все было по-другому. Он не мог сделать так, чтобы она заткнулась, потому что все ее слова имели смысл. Потому что к ней стоило прислушаться. Она говорила вещи, которые ему нужно было услышать. Но Дин не хотел их слушать.

Мимо него прошла темноволосая пара: обоим немного за тридцать, модно одетые и громко хохочущие над чем-то. «Ты не должен это делать!» – сквозь смех говорила женщина. «Нет, я это сделаю!» – отвечал мужчина, и оба начинали хохотать еще громче. Потом они обернулись и увидели Дина, сидевшего на корточках в глубокой тени. Смех прекратился; женщина взяла мужчину за руку и нервно посмотрела на него. Дин слышал эхо их шагов по мостовой, они поспешили дальше и возобновили свою беседу. Их пронзительный смех снова зазвучал на тихой улице; соприкосновение с темной стороной жизни осталось позади.

Дин докурил сигарету и с силой воткнул окурок в кирпичную стену. Он чувствовал себя мелким зверьком. Городским грызуном, паразитом, которого отлавливают в пластиковую коробку, кладут в белый фургон и увозят куда-то для уничтожения. Он не был частью этого общества, ему не было места в этом мире. Он подошел к ресторану и увидел Лидию, которая смотрела в окно, откинувшись на стуле. Она искала Дина. Потом он увидел, как к столику подошла официантка и спросила о чем-то. Лидия покачала головой и улыбнулась, отпуская ее. Он видел, как люди за столиком у окна закончили свою трапезу и с беспокойством посматривают на него. Дину не хотелось возвращаться туда. Ему не хотелось доедать курицу с картошкой, пить пиво и выдавать себя за того, кем он не являлся. Ему хотелось ускользнуть, как крысе, которой он и был на самом деле, прошмыгнуть под землю через сточную решетку, пробраться под темными водами реки и оказаться в безопасности материнского дома, где он мог бы продолжить свое бесцельное существование.