Казачий спас - Ерофей Трофимов

Тонкие, изящные пальцы женщины скользили по его коже, едва касаясь ее, словно крылья бабочки. Гриша лежал на спине, с глуповатой улыбкой пялясь в потолок и пытаясь понять, с ним ли это все только что было. Мышцы живота все еще подрагивали, а дыхание было таким, словно он еще раз испытание на пластуна сдавал.

— Это же свежий шрам. Откуда он взялся? — тихо спросила Герцогиня, едва коснувшись следа, оставленного польской саблей.

— Да так, повздорил кое с кем, — отмахнулся парень.

— Это не с тем ли десятком бандитов, что на твою хозяйку напали? — тихо рассмеялась Герцогиня.

— Если знаешь, так чего спрашивать?

— А мне интересно стало.

— Чего тут интересного? — не понял парень.

— Интересно было, как ты себя поведешь. Просто расскажешь, начнешь хвост распускать, или отмолчишься.

— А зачем тебе это? — тут же спросил Гриша, вспомнив, что просто так она ничего не делает.

— По тому, как человек отвечает на подобные вопросы, можно многое о нем понять.

— И что ты обо мне поняла?

— Что ты не очень любишь говорить о себе. Скрытничаешь.

— Я не скрытничаю. Просто не думаю, что рассказывать, как тебя в свалке порезали, лежа в постели с красивой женщиной, будет правильно.

— Ой, хитрец, — тихо рассмеялась Герцогиня. — И мне комплимент сделал, и от трудной темы увернулся. Ну, а если серьезно, как это вышло?

— Да говорю же, свалка была. Их восемь рыл в дом ввалилось, а прихожая небольшая. Все с саблями наголо. Я девятый. Вот и пришлось на пятке крутиться. Так и достали.

— Думаешь, сойдись ты с ними во дворе, обошлось бы?

— Бог его знает, — задумчиво вздохнул Гриша. — Бойцы он были опытные, но не настолько, чтобы легко пластуна взять.

— Это был твой первый настоящий бой?

— На саблях — да.

— А на чем еще ты дрался?

— Кинжалом приходилось с конокрадами резаться. Нагайкой орудовал. А вот саблей не приходилось.

— Так тебе же всего лишь шестнадцать, — вдруг вспомнила Герцогиня.

— И чего? На будущий год уже бы женили, если б не мор, — грустно улыбнулся Григорий.

— Что, и невеста была? — с интересом уточнила женщина.

— Мамка вроде присматривалась к одной девчонке.

— А тебе самому она нравилась?

— Не знаю, — подумав, честно признался парень. — За ней многие бегали, да только она смеялась над всеми.

— И ты бегал? — не унималась Герцогиня.

— Мне не до того было. Я как в силу вошел, отец с дедом так насели, что не до девок было.

— А зачем?

— Что зачем?

— Зачем они на тебя насели?

— Так учить взялись.

— И чему учили?

— Так всему, что сами знали. Мастерству воинскому, травы разбирать, кости править, животных разных слышать. По лесу правильно ходить да следы различать, где чьи.

— Только не говори, что ты язык зверей знаешь, — рассмеялась Герцогиня.

— Его никто не знает, — покачал парень головой. — Но вот понимать любого зверя это можно.

— Объясни. Что-то я запуталась. Языка не зная, понимать? Это как?

— Чувства их и желания вот тут слышать, — ответил Гриша, коснувшись пальцем точки над широкими бровями. — Любой зверь, если захочет, может человеку свое желание показать. Только слышать уметь надо.

— Мистика, — сморщила носик Герцогиня.

— Сама ты мистика, — вдруг обиделся Гриша. — Говорю же, это уметь надо. Да у любого хорошего пастуха спроси, он тебе так же скажет. Конюх толковый такое умеет, псарь. Да почитай все, кто долго с животными работает, а того лучше потомственный зверовод, такое расскажет, что только дивиться будешь.

— Ну-ну, не сердись, — заворковала Герцогиня, прижимаясь к нему всем телом. — Я же не обидеть тебя хотела. Просто не верю я в подобные дела.

— Так и не надо верить. Говорю же, сама с людьми поговори.

— А что? И поговорю, — поцеловав его, пообещала Герцогиня. — Мне теперь и самой интересно стало слова твои проверить. Ох, пить хочется, — добавила она, потянувшись к кувшину с квасом, стоявшему на туалетном столике. — Хм, и когда это мы с тобой все выхлебать успели?

— Что, пусто? — огорченно уточнил парень.

— Ага. Лежи, сейчас свежего принесу, — улыбнулась Герцогиня, гибко поднимаясь с кровати и шествуя к креслу, где лежал ее халат. — Ты чего? — спросила она, заметив внимательный взгляд парня.

— Красивая ты. Словно статуя. Не девица, а тело, как у девчонки, — ответил парень, не сводя с нее восхищенного взгляда.

— Спасибо. Мне приятно это слышать от тебя, — лукаво улыбнулась женщина и, плавно покачивая бедрами, вышла.

Спустя несколько минут она вернулась, неся в руках запотевший кувшин с ледяным квасом. Разлив напиток по хрустальным стаканам, она скинула халат и, нырнув в кровать, подала один стакан Грише.

— Пей, только не спеши, а то горло заболит.

— Всю жизнь такой пью, — усмехнулся парень, как следует приложившись к стакану. — Ты вот все меня про мою жизнь спрашиваешь. А можно я тоже спрошу?

— И что ты хочешь знать? — удивленно повернулась к нему женщина, не ожидавшая подобного вопроса.

— Как ты в этом деле оказалась? Я ведь не дурак, хоть годами и не вышел. Но ведь вижу.

— Что ты видишь? — насторожилась Герцогиня.

— Разное. Плохое у тебя было. Давно уже. Кровь на тебе. И своя, и чужая. А самое главное, гложет тебя что-то. Вот я и думаю, красивая, молодая еще. Вышла бы замуж, детей нарожала, а ты всяких злодеев ловишь. Зачем?

— Не верила дура в мистику? Получи, — нервно усмехнулась женщина и, оставив стакан, вздохнула. — Ты прав. Боли в моей жизни было много. А дети… это моя самая большая боль. Не может у меня детей быть.

— Прости, — повинился Григорий, осторожно стерев слезинку с ее щеки.

— Ты не виноват, — мимолетно прижавшись к его руке, ответила женщина. — Я расскажу тебе всё. Давно я никому этого не рассказывала. Но тебе можно. Только помни, все, что услышишь, должно с тобой и умереть.

— Слово даю. Забуду, как только услышу, — коротко кивнул парень.

— Я родилась на границе Польши, в семье еврейского портного. Муж, жена, свекор со свекровью и шестеро детей-погодков. Жили небогато, но и не голодали. Мне было всего двенадцать, когда шляхтич, живший по соседству, поссорился с владетелем земли, на которой стояла наша деревня. А когда ссора зашла далеко, его гайдуки устроили в нашей деревне погром. Соседей резали, словно скот. Саблями рубили, детей конями топтали.

Меня насиловали четверо. Двенадцатилетнюю девчонку, у которой еще даже крови месячной не было. Эти звери не пощадили даже самых маленьких. Всю мою семью вырезали, а меня просто бросили, понадеявшись, что сама сдохну. Но я выжила. Как? Не знаю. Видно, кто-то там, наверху, решил, что чашу свой боли я еще не до конца выпила. Меня цыгане подобрали, что мимо нашей деревни шли. Как я на дорогу выползла, не помню.