Обратный отсчет: Равнина - Токацин

варятся долго, а остывают ещё дольше. Что будем делать — ждать здесь, или вернёмся на базу, а за трубками приедем завтра? Такие процессы лучше не торопить…

Гедимин поспешно кивнул.

— Я их завтра заберу. Шесек, посмотри, чтобы никто их не трогал. На этих установках их никто никогда не делал. Мало ли, что пойдёт не так.

Прижатые уши литейщика снова встали торчком; он даже рискнул с восьми метров подойти на пять, оставив подмастерьев позади.

— Никто к ним не прикоснётся, — пообещал он. — Дела Равных Куэннам — их дела. Мастер Дим-мин… ты разожжёшь печь, если она вдруг погаснет? Мало ли, что пойдёт не так.

— Разожгу, — пообещал Гедимин, чувствуя под рёбрами неприятный холодок — он не любил давать обещания, за выполнение которых не мог поручиться. «Хранитель Пламени сегодня не вышел на связь. Обошлось без него, но… Интересно, что с ним. Спит? Покинул реактор? Просто не хочет общаться?»

…Ворота закрылись. Гедимин думал, глядя на смыкающиеся фрагменты орнамента, что такую избыточно сложную структуру должно было давно «повести» и заклинить — для её работы нужна была миллиметровая точность, малейшая деформация её бы разрушила. Однако устройство работало — и, похоже, не первый век, как и оставленные без ремонта печи в литейнях и цистерны-жидкостесборники древнего гальванического цеха. «Самоотладка и регенерация?» — сармат покосился на карман, где лежал пустой пакет из-под рална-камня. «Это вещество они добавляли? Или что-то другое? Жаль, не проанализировать…»

— Ты цел? — Айзек посмотрел на него с тревогой. — Точно цел? Никуда ни руки, ни голову не совал?

Гедимин смутился. «Рассказать, нет? Пока не надо…»

— Пытался связаться с Пламенем, — он тронул висок. — Хранитель сегодня необщителен. С ним всё в порядке, не знаешь?

Айзек мигнул.

— По крайней мере, Кайшу не жаловалась, — ответил он, вглядываясь в лицо Гедимина. — И наш хранитель с ним переговаривался. Возможно, такое настроение. Тебе отдых точно не нужен? Или доза флония?

Кенен Гварза презрительно фыркнул.

— Кету сильно помогли бы колодки, — сказал он. — На руки и на ноги. Он сидел бы, где велено, и всё было бы в порядке. Уверен, что хочешь взять его в Синви?

Гедимин мигнул.

— В Синви? Что там случилось?

Гварза поморщился. Айзек повернулся к Гедимину с виноватой ухмылкой.

— Ты пропустил весь разговор? Ты, наверное, ушёл с Шесеком. Он тоже всё пропустил. Ну, тем лучше — меньше расстроится. Завтра-послезавтра мы поедем благословлять Синви. Скогны очень настаивают.

«Да мать моя пробирка…» — Гедимин болезненно сощурился.

— Опять три часа выглядеть идиотом? Возьми с собой Гварзу. Твэл я ему выделю.

Гварза молча показал ему кулак. Айзек усмехнулся.

— Ничего страшного, атомщик. Три часа ты как-нибудь вытерпишь.

…Скогны, заняв две печи, выдували чаши — один держал трубку, другой стоял наготове с черпаком и лезвием, ещё двое отвечали за ручки — каждый за одну. Те, кому работы не хватило, маячили поблизости, дожидаясь своей очереди вылепить хотя бы ручку. Вепуат раздал весь инструмент, остались трубки и штыри, сделанные для Сэта. Один из них выдали было Скогну, но тот едва не распорол себе лицо неудобным длинным стержнем и пару раз чуть не вывернул расплав под ноги — инструмент был явно ему не по руке. Гедимин, встав в коридоре — больше свободного места не осталось — следил за работой и очень старался не смотреть на потолок.

Там извивались синие и оранжевые линии орнамента, местами пересечённые угловатыми и округлыми силуэтами. С костей, вбитых в потолок, свисала серебристая бахрома и чьи-то ажурные черепа. Вепуат подвесил ещё четыре цветных светильника, и вид цеха теперь напоминал Гедимину о «мартышечьих» ритуалах на смену дат. Если бы свисающие шнуры покрасили полосами и пропитали церой, они стали бы совсем похожи на гирлянды светодиодов; сармат пару раз прикусывал язык, чтобы не подать совсем уж идиотскую идею. Из нормальных у него была одна — убрать весь этот мусор из горячего цеха.

— А ничего получилось, — негромко сказал Вепуат; он тоже стоял посреди коридора и следил за двумя группами «учеников» одновременно. — Скогны довольны. Завтра покажем всё это Сэта — может, что-то добавят.

Гедимин сердито фыркнул.

— Эти печи выдают две тысячи градусов. Тут только висюлек не хватало!

— Они асбестовые, — Вепуат еле слышно хмыкнул. — И висят только там, где ты разрешил.

— В своей литейне они цацки не вешают, — буркнул Гедимин и тут же вспомнил красные и белые ленты, свисающие с деталей конструкции. — И на стенах не малюют.

Вепуат ухмыльнулся.

— Потому что у Куэннов и так везде узоры. Не, я помню, что не узоры — но выглядят они так. И то — там висят ленты и камни. Не, нормально получилось. И никому не мешает. Хорошо, когда потолки высокие!

«Интересно, что получится из моей плавки,» — думал Гедимин, глядя, как Скогны нагревают почти готовую чашку до жёлтого свечения. Один конец ручки успели закрепить, второй остыл, свисая с заготовки, и греть пришлось всё вместе. Под встревоженный писк последняя стеклянная лента прижалась раскалённым краем к чаше и выгнулась почти ровной дугой. Скогны заверещали.

— Опять завтра полдня потеряем, — пробормотал Гедимин. — Тебя, надеюсь, не потащат.

Вепуат мигнул.

— Куда?.. А, за трубками… Думаешь, всё получится?

— Всё — не всё, а забрать надо, — буркнул сармат. — В крайнем случае на базе переплавим.

Он думал, не напутал ли Шесек с редкоиспользуемыми режимами работы, примет ли установка самолепный «чертёж», насколько равномерно перемешаются вещества в расплаве, и умеет ли Куэннская «литейная станция» вообще работать со стеклоподобными материалами. Ничего приятного в этих мыслях не было. Иногда к ним добавлялись другие — о предстоящей поездке в Синви и о дурацких висюльках над головой. «Чтоб их все, эти традиции…» — сармат тяжело вздохнул.

…Кто-то сбегал за намоченными подстилками, их растянули за края, по центру положили ещё горячие чаши и