Мемнох-дьявол - Энн Райс

Когда Маарет стала царицей вампиров, она была слепой, потомучто глаза ей вырвали. Она отбирала глаза у своих жертв и пользовалась ими дотех пор, пока они не утрачивали способность видеть. А это рано или позднонеизбежно происходило, и даже ее древняя вампирская кровь не могла остановитьпроцесс. Ужасно было видеть эту словно изваянную из мрамора царственную женщинус кровоточащими глазницами. А почему бы ей не свернуть шею какому-нибудьновообращенному вампиру и не позаимствовать его – или ее – глаза? Странно, чтоникогда прежде эта мысль не приходила мне в голову. Что ей мешает? Нежеланиепричинять вред себе подобным? Или сознание, что и это не поможет? Так илииначе, у нее были свои принципы, не менее твердые, чем она сама. Эта женщинапомнила те времена, когда на свете не было еще ни Моисея, ни законов Хаммурапи,и только фараоны проходили Долиной мертвых.

– Лестат! – Голос Дэвида вернул меня кдействи–тельности. – Возьми себя в руки. Ты должен объяснить мне, в чемвсе-таки дело. Я еще никогда не видел тебя таким испуганным. И уж тем более тысам в этом не признавался. А теперь ты заявляешь, что боишься. Забудь на времяобо мне. Забудь о своей жертве и его дочери. В чем дело, дружище? Скажи, ктотебя преследует?

– Сначала я хочу задать тебе еще несколько вопросов.

– Нет. Расскажи, что случилось. Тебе действительно грозитопасность? Или это не более чем предположение? Ты позвал меня, попросилприехать. Это была мольба о помощи.

– Это Арман так сказал? «Мольба о помощи» – его слова?Ненавижу Армана!

Дэвид в ответ лишь улыбнулся и сделал нетерпеливый жестобеими руками

– Нет у тебя никакой ненависти к Арману. И ты это прекраснознаешь.

– Спорим?

Он бросил на меня суровый, осуждающий взгляд. Наверное, таксмотрит учитель в английской школе на провинившегося мальчишку.

– Хорошо, – согласился я. – Сейчас расскажу. Носначала хочу напомнить тебе кое о чем. Речь пойдет о нашем разговоре. Ты тогдабыл еще смертным джентльменом, и мы беседовали в последний раз в твоем поместьев Котсуолде.

– Да, я помню, – перебил меня Дэвид. – Это бы–лоперед тем, как ты ушел в пустыню.

– Нет, после. Когда мы убедились в том, что мне не удастсяумереть так легко, как я надеялся. Когда я вернулся обгоревший. Ты ухаживал замной. А потом стал рассказывать о себе, о своей жизни. Помнишь, ты упомянул ободном эпизоде, о том, что произошло с тобой еще до войны в одном из парижскихкафе? Вспомнил? Теперь понимаешь, о чем я говорю?

– Да. Я рассказал тебе, что в молодости мне явилось видение.Во всяком случае, так я думал.

– Вот-вот. Мы тогда предположили, что, возможно, в реальнойматерии образовалась некая временная дыра, и это позволило тебе увидеть то,чего ты не должен был видеть.

Дэвид улыбнулся.

– Это было твое предположение. Я помню его дословно: «…вреальной материи – в той, из которой состоит весь окружающий мир, –образовалась небольшая прореха…» Но ты считал это чистой воды слу–чайностью. Яже думал тогда и уверен сейчас в том, что это видение было послано мнепреднамеренно. Однако с тех пор прошло уже полвека, и моя память не отчетливосохранила подробности событий.

– Ничего удивительного. Теперь, став вампиром, ты будешь сполной ясностью помнить все, что с тобой произойдет, но детали смертногосуществования забудутся очень быстро. Особенно это касается ощущений. В скоромвремени тебе придется ловить в памяти лишь их отголоски – каков, например, вкусвина…

Дэвид жестом попросил меня замолчать. Ему было неприятно этослышать. Но я совсем не хотел его расстраивать.

Взяв в руки стакан, я вдохнул аромат налитого в негонапитка. Что-то с добавлением пряностей. Кажется, это называется рождественскимпуншем. Я поставил стакан на место. Мои руки и лицо по-прежнему оставалисьтемными – последствия пребывания в пустыне и попытки предстать перед ликомсолнца. Забавно, но сейчас это помогало мне сойти за смертного. Однакообожженные руки стали более чувстви–тельными к теплу.

Тепло… Меня охватило блаженство. Иногда мне кажется, что яспособен буквально из всего извлекать выгоду и что такого сенсуалиста, как я,способного умереть со смеху при виде рисунка на ковре в холле, простоневозможно обвести вокруг пальца.

Я вновь поймал на себе взгляд Дэвида.

Похоже, он сумел взять себя в руки. А быть может,действительно простил – в тысячный, наверное, раз! – меня за то, что яперенес в тело вампира его бессмертную душу, не спросив на это Дэвидовасогласия, а фактически даже вопреки его воле.

Как бы то ни было, сейчас он смотрел на меня едва ли не слюбовью, словно понимал, что я нуждаюсь в такой поддержке.

Я действительно в ней нуждался и принял ее с благодарностью.

– В парижском кафе ты стал свидетелем беседы между двумясуществами, – вернулся я к воспоминаниям о давнем видении Дэвида. –Ты был молод. И постепенно ты осознал, что этих существ рядом с тобой – вматериальном воплощении – на самом деле не было и что язык, на котором ониговорили, тебе совершенно незнаком и тем не менее ты понимаешь каждое сказанноеими слово.

– Все правильно, – кивнул он. – И выглядело всеэто как спор между Богом и дьяволом.

Теперь настала моя очередь согласно кивнуть.

– Да. И когда я в прошлом году оставлял тебя в джунглях, тысказал, что у меня нет оснований для беспокойства, обещал, что не станешьуглубляться в дебри религиозных учений, дабы вновь встретить Бога и дьявола впарижском кафе. Ты заявил, что потратил на такого рода поиски всю свою смертнуюжизнь, проведенную в Таламаске, и что теперь тебя интересуют иные вопросы.

– Все правильно. Видение вспоминается мне сейчас гораздоменее отчетливо, чем в момент того нашего разговора. Однако я его не забыл. Ипо-прежнему уверен, что действительно видел и слышал тогда нечто такое, что мненикогда не дано будет постичь.

– Значит, ты, как и обещал, оставляешь Бога и дьяволаТаламаске?

– Таламаске я оставляю дьявола, – ответил Дэвид. –Не думаю, что орден медиумов и экстрасенсов когда-либо интересовался Богом.

Мне оставалось с ним только согласиться. Мы оба не выпускалииз виду деятельность этого уважаемого ордена, однако из всех его членов лишьодному была известна истинная судьба Дэвида Тальбота – бывшему Верховному главеТаламаски по имени Эрон Дайтнер. К сожалению, его уже нет в живых. Смертьединственного человека, который знал о нем правду, потрясла Дэвида и повергла впечаль. Мало того, Лайтнер был его единственным смертным другом, таким жепонимающим, каким сам Дэвид был для меня.