Мифы и правда Кронштадтского мятежа. Матросская контрреволюция 1918–1921 гг. - Владимир Шигин

Команды ушедших вверх по реке «Гавриила», «Изяслава» и «Свободы» в это время были приведены в полную боевую готовность. Но после долгих дискуссий матросы постановили открыть огонь только в том случае, если по ним первыми начнут стрелять с берега. Но с берега по эсминцам не стреляли, зато прислали парламентеров-агитаторов. Когда те прибыли, по установившейся традиции, на эсминцах тут же собрали митинги. Агитаторы обрисовали командам их незавидное положение. Рассказали, что большинство кораблей дивизии уже отказались от участия в мятеже, флагман неповиновения «Изыльметьев» захвачен, а Лисаневич бежал. Кроме этого, агитаторы объявили ошеломленным матросам и о только что состоявшемся расстреле А. М. Щастного. При этом парламентеры обещали в случае прекращения сопротивления полное прощение командам, за исключением нескольких зачинщиков. В ответных речах матросы эсминцев заявили, что «не желают, чтобы их постигла участь «Изыльметьева» и не желают висеть на реях». В это время к эсминцам подошла и канонерская лодка «Хивинец» с комиссарами Совкомбалта и 120 вооруженными кронштадтцами. После этого команды эсминцев приняли резолюцию о том, что они не намерены впредь делать каких-либо выступлений против советской власти, и выдали по одному «матросу-контрреволюционеру».

Писатель В. Б. Шкловский в своей книге воспоминаний «Сентиментальное путешествие» писал: «При разоружении оказалось, что присланная команда не может вынуть затвора из пушек, не умеет: они начали колотить казенную часть орудия кувалдами. Значит, это не были матросы-специалисты; большевики не нашли их достаточно надежными для посылки». Думается, в данном случае В. Б. Шкловский ошибается. Дело было вовсе не в отсутствии среди кронштадтцев корабельных артиллеристов, а в том, что прибывшие с линкоров матросы не знали, как обращаться именно со 102-мм пушками, которых не было на линкорах, где на вооружении состояли более крупнокалиберные 305-, 203– и 120-мм орудия.

* * *

Одновременно с наведением порядка в Минной дивизии происходило и усмирение рабочих Обуховского завода. Из машинописной рукописи ЦГА: «В Смольном комиссар завода Иванов (И. П. Иванов – большевик, в 1918 году комиссар Обуховского завода. – В.Ш.) и председатель заводоуправления заявили, что ход событий вынуждает закрыть завод и объявить район на военном положении. Зиновьев на это не решался. Договорились на том, что Иванов поедет на Путиловский завод и выяснит настроение рабочих, поскольку возможна забастовка путиловцев в случае закрытия Обуховского завода. Секретарь завкома Путиловского завода Огородников сообщил Иванову, что у них на электростанции выступали обуховцы с призывом присоединиться, если Обуховский завод решится на выступление. В электростанции, как передавал Огородников, часть высказалась за выступление, но, в общем, завод на стороне советской власти.

– Значит, если мы закроем завод, вы рабочих от выступления удержите? – спросил Иванов.

– Да, удержим, на это можете рассчитывать, – ответил Огородников.

После того как вернувшись в свой район, Иванов среди большевиков, занимавших руководящие посты, рассказал о переговорах на Путиловском заводе, решили закрыть завод, не согласуя со Смольным, если в течение суток положение на заводе не изменится к лучшему.

К лучшему положение не изменилось. Утром 22 июня завод снова собрался на митинг, куда по телефону вызвали Иванова для объяснения. Все выступление Иванова свелось к заявлению – или приступайте немедленно к работе, или завод будет закрыт. После того, как комиссар сошел с трибуны, выступил матрос и кричал – вот каким языком разговаривают с нами комиссары…

В этот же день большевики решили начистоту поговорить с Минной дивизией. Антонов (А. А. Антонов – рабочий-электромонтер Обуховского завода, большевик, председатель Обуховского комитета РКП(б). – В.Ш.) и Иванов для переговоров пригласили представителей от судовых комитетов. На приглашение явилось шесть человек. Разговор продолжался недолго. Изложив всю серьезность положения, морякам заявили так:

– Обсудите, обдумайте положение как следует. Если решитесь на восстание, будем поступать, как поступают с мятежниками, будем воевать…

Моряки сидели и слушали молча. Так же молча они поднялись и ушли, когда им заявили, что разговор окончен. Вскоре после ухода матросов стало известно, что дивизия разводит пары. Что это означало – знали только на судах. В это же время к Антонову явился матрос с крейсера (так в тексте. – В.Ш.) «Изяслав» и заявил от лица матросов о верности советской власти. Матрос заявил, что их судно никаких враждебных действий проявлять не станет.

На заводском митинге между тем в тот день раздавались смелые голоса о восстании. Иванову передали, что решено по заводскому гудку созвать общерайонный митинг, где уже собирались раздавать оружие.

– Гудка быть не должно – погасите котлы, – распорядился комиссар завода.

Скоро готово было и объявление: «22 июня 1918 года. Товарищи рабочие! Мы неоднократно указывали вам на недопустимость митингов в рабочее время и на халатное отношение к работе, что безусловно губительно отражается на нашем с трудом налаженном производстве. В настоящее время мы принуждены заявить вам самым решительным образом, что дальше такое отношение к работе не будет допущено, а за простой 21 июня, а также за следующие простойные дни уплачено не будет. Если сегодня 22 июня не будет приступлено к работам, с 25 июня завод будет закрыт. Председатель Заводоуправления Антонов. Комиссар завода Иванов».

К работе не приступили ни 22-го, ни на следующий день. Антонов с Ивановым поехали в Смольный с докладом о случившемся. Там они нашли Лашевича (М. М. Лашевич – старый большевик, в 1918 году член Петроградского бюро ЦК РКП(б). – В.Ш.).

– Как дела? – спросил тот.

– Дела такие, – ответили обуховцы, что в районе готовится восстание и Минная дивизия собирается стрелять по заводу, а может, и по Смольному.

– Что нужно сделать? – спросил Лашевич.

– Необходима помощь, тов. Лашевич.

В ту же минуту Лашевич взялся за телефон и потребовал немедленно выслать из Кронштадта отряд в 300 надежных матросов. Едва Лашевич отдал Кронштадту приказ, вошел Залуцкий (П. А. Залуцкий – большевик, депутат Петроградского Совета, член Петроградского ВРК).

– Ну, Залуцкий, – обратился к нему Лашевич, – пиши декрет, Обуховский завод закрыли.

Тут же подошел и Зиновьев.

– Как дела? – спросил он, увидя делегатов с беспокойного завода.

– Завод закрыт, требуем вашей санкции, иного выхода нет…

– Ну и ладно, – махнул Зиновьев рукой и, похлопав себя по шее ладонью, добавил:

– Вот где сидит у меня ваш завод…

Через три часа отряд кронштадтских моряков уже высаживался из баржи на берег Невы около Фарфоровского завода.

Согласившись вместе с Зиновьевым на закрытие Обуховского завода, Залуцкий, тогдашний комиссар труда Северной области, писал в «Правде»: «…Начиная с Пасхи 2–3, а то и 4 дня в неделю устраивались митинги и собрания в рабочее время, начиная с утра и до часа окончания работ. Казалось бы, за это время можно успеть выяснить всесторонне волнующие вопросы, мало этого, с 16-го по 22-ое вся неделя была посвящена собраниям в рабочее время. Пора и честь знать… Я подтверждаю решение части правления о приостановке работ на заводе. С 25 июня завод должен быть закрыт. П. Залуцкий».