Смерть и немного любви - Александра Маринина

– Чертовски хорош, – улыбнулась Настя. –Давай письмо.

Она взяла протянутый белый конверт и нетерпеливо вскрыла. Насложенном в четыре раза листочке бумаги печатными буквами было написано: «Неделай этого. Пожалеешь».

Она не сумела справиться с собой, резко побледнела, рукизадрожали.

– Что? – озабоченно спросил Александр. –Что-нибудь плохое?

– Не обращай внимания. Ерунда всякая, – ответилаона, стараясь не выдать испуга и волнения.

– Ася!

– Сашенька, не бери в голову. Все в порядке. К нашейобщей свадьбе это никакого отношения не имеет. Пойди, пожалуйста, на кухню и напять минут отвлеки Дашу и Лешку, чтобы они не входили в комнату. Мне нужнопозвонить.

Она закрыла дверь, схватила телефонный аппарат и набраланомер следователя Ольшанского.

– Константин Михайлович, – торопливо заговорилаона, – Артюхин, видно, здорово испугался. Мне в дверь сунули письмоугрожающего содержания. Чтобы я не сообщала следователю, то есть вам, о нашей сним вчерашней встрече, а то, дескать, пожалею.

– За письмо хваталась?

– Только ногтями и за самый краешек. Я ученая, каксобака Павлова. За такие письма никогда пальцами не хватаюсь, это уже на уровнерефлекса.

– Ты где сейчас?

– Пока дома. Через десять минут уезжаю.

– В какую сторону?

– Сначала в Сокольники к десяти часам, а потом, кдвенадцати, возвращаюсь в район Измайлова, потом к двум часам едем в центр, в«Метрополь».

– Я подскочу в Сокольники к десяти, отдашь мне письмо.И не дергайся, слышишь, Каменская? Если ты действительно убедила его, что допонедельника ничего предпринимать не будешь, то до понедельника он тебя и нетронет. А за два дня я его достану, он даже пискнуть не успеет. Ну Артюхин, нусволочь!

Поговорив со следователем, Настя кинулась в ваннуюзаканчивать макияж. Из кухни до нее доносились оживленные голоса брата и егоневесты, которые живо обсуждали, какие цветы больше всего подойдут Насте каксвидетельнице и Насте как невесте, какие цветы нужно будет купить для ресторанаи уместно ли будет Саше преподнести подарок Настиной матери – первой жене своегоотца. Леша участия в обсуждении не принимал, во всяком случае, его голоса Настяне услышала.

Она уже наносила широкой мягкой кисточкой последние штрихи,накладывая на скулы какие-то невидимые румяна, которые должны были подчеркнутьовал лица, когда из кухни вышел брат.

– Ну как? Все в порядке?

– Более или менее, – ответила она, не отрываявзгляд от зеркала. – В Сокольниках возле загса будет стоять голубой«Москвич», постарайся встать около него, хорошо?

– Хорошо. А что это за машина?

– Это машина следователя из городской прокуратуры. Яотдам ему письмо, пусть эксперты поработают, пока я буду бракосочетаться.

Саша встал у нее за спиной, чтобы видеть лицо сестры хотя быв зеркале и поймать ее взгляд.

– Ася, я задам вопрос, может быть, бестактный, но дайслово, что не будешь врать мне. Или ответишь честно, или вообще не отвечай.

– Ну, даю, – невнятно промычала она, проводя погубам темно-телесной помадой.

– Ты жалеешь, что выходишь замуж? Вот сейчас, в эту самуюминуту, ты жалеешь, что тебе нужно ехать в загс, вместо того чтобы самойотвезти это чертово письмо экспертам и сидеть у них над душой, пока не будетрезультата. Правда? А потом, получив ответ экспертизы, ты бы помчалась ещекуда-нибудь и занялась бы поисками того, кто тебе угрожает. И тебе это гораздоинтереснее, чем выходить замуж. Я прав?

Настя медленно завинтила столбик помады обратно в золотистыйпатрон и, не поворачиваясь, стала пристально всматриваться в зеркальноеотражение Сашиного лица. Глаза у него были такие же, как у нее, ну в точноститакие же: очень светлые, прозрачные, почти бесцветные. Белесые брови и ресницы,тонкий прямой нос, четко очерченные твердые губы, сильно запавшие щеки подвысокими крутыми скулами. Брат и сестра были поразительно похожи, оба худые ивысокие, только если Настя была просто невзрачной, то Саша – откровеннонекрасивым.

– А почему ты решил, что мне кто-то угрожает? –спросила она медленно.

– Потому что буквы в письме крупные. Пока ты егочитала, я тоже успел. Так ты ответишь на мой вопрос?

– Нет. Считай, что я уклонилась от ответа.

– Спасибо.

– За что?

– За то, что врать не стала.

Он повернул Настю к себе и ласково прижал ее голову к своемуплечу. Несмотря на то что Настя была на семь лет старше, Саша ухитрялся вестисебя с ней так, словно она была его младшей сестренкой, которую надо опекать ио которой надо заботиться.

– Я тебя люблю, Настюша, – тихонько произнес он,касаясь губами ее платиновых волос. – Спасибо тебе за все. Если бы не ты,я бы никогда не был так счастлив, как сейчас. Я бы ничего не понял в Дашке и,наверное, бросил бы ее, как бросал до нее других женщин. Я бы никогда ненабрался смелости развестись. Или, что еще хуже, Дашка могла бы погибнуть. Тыее спасла. Спасибо тебе.

Настя мягко отстранилась и погладила брата по щеке.

– Сашенька, сейчас не время для серьезных разговоров. Вконце концов, у нас сегодня праздник, и долой трагизм, гони его прочь из своегоголоса и из своих речей. Пойдем, пора ехать, Дарья, наверное, нервничает.

Но Александр не тронулся с места, задумчиво глядя на Настиноотражение в зеркале.

– Саша, ты что? В какие мысли углубился?

– Ася, у тебя возникли какие-то сложности. Я ненастаиваю, чтобы ты непременно мне все рассказала, но я хочу, чтобы ты знала:ты можешь на меня рассчитывать, что бы ни случилось. Я окажу тебе любую помощь,какую только смогу. И в моей безусловной преданности тебе ты можешь бытьабсолютно уверена. Договорились?

– Спасибо, Санечка. Я тронута. Честное слово. А теперь– все, пора ехать.

По залитым солнцем улицам они поехали в Сокольники, в загс,где Александру Каменскому и Дарье Сундиевой предстояло зарегистрировать свойбрак. Саша с Настей ехали впереди на его машине, а Леша, пристроившись им вхвост, вез Дашу. Настя сначала пыталась возражать против такого распределения,но Даша авторитетно заявила, что жених с невестой не должны ехать на свадьбувместе. По пути они несколько раз останавливались возле рынков и станций метро,и Даша придирчиво выбирала цветы для себя и для Насти. Наконец без десятидесять они подъехали к загсу. Голубой «Москвич» Ольшанского уже стоял у входа,выглядя казанской сиротой рядом с двумя новенькими «Саабами», «Мерседесом» и«Ауди».

Сам Константин Михайлович неподвижно сидел в машине, словнобы и не видел, как из подъехавшего автомобиля вышла Настя. Только когда онапотянулась к ручке, чтобы открыть дверь его машины, он вздрогнул и повернулся кней: