Рай под колпаком - Виталий Забирко

Даже редкие беззвучные вспышки продолжающегося обстрела купола представлялись сквозь пелену облаков зарницами далекой грозы. Пейзаж настолько напоминал обычное хмурое утро, что невольно защемило сердце. Все бы отдал, чтобы видимость оказалась действительностью и не было никакого купола, никакого нашествия. Настолько «гуманитарного», что человечество из-за него готовилось к самоубийству, о чем красноречиво свидетельствовал продолжающийся более суток обстрел купола. Иначе как жестом отчаяния такая длительность обстрела не объяснялась — достаточно одного часа, чтобы убедиться в бесполезности попыток разрушить купол снарядами.

Вернувшись в комнату, я нашел в гардеробной дождевую накидку, набросил на плечи, прикрыл голову капюшоном и снова вышел в сад. Не сиделось дома, как той обезьяне на ветках, щемящее чувство непокоя влекло к горизонту. Но если первую стопоходящую обезьяну за горизонтом ждала неизвестность, мой горизонт был обрезан стеной купола.

Шорох дождя заглушал звуки, лишь из бассейна изредка доносилось потрескивание и на дне мигали искры дугового разряда. Непонятно, что мог чистить в недавно сооруженном бассейне «экологический ассенизатор» пришельцев, но меня это не интересовало. Пусть Бескровный разбирается, ему такие мелочи интересны.

Подойдя к обрыву, я внезапно обнаружил, что здесь дождь не идет. Не было его над рекой, не было над дорогой вдоль обрыва, он шел исключительно над садом. И, несомненно, над полями, засаженными чужеродными растениями. Такой вроде бы родной земной пейзаж оказался насквозь лживым — с неба сыпал не обычный дождь, а морось искусственного полива. Вполне возможно, что в каплях содержались удобрения и стимуляторы роста.

«А не все ли тебе равно, что за раствор с неба капает? — отстраненно подумал я. — Лишь бы не концентрированная кислота…»

Поплотнее нахлобучив капюшон, я шагнул под деревья.

Ни в запахе сырости, ни в мелких брызгах, попадавших на губы, не ощущалось примеси химикалиев. Судя потому, как бережно пришельцы относились к экологии, вряд ли они станут распылять над растениями биологически активные добавки. Не в их это правилах. Похоже, я возводил на пришельцев напраслину, но уж очень хотелось найти хоть какой-то изъян в их экспансии. Уязвляло самолюбие, что пришельцы проводят «гуманистическую» акцию насильно, не спрашивая нашего мнения. Это Бескровный может понять и оправдать их действия — он-то воспитан во времена расцвета общественного строя, в котором личное мнение не только не учитывалось, но и подвергалось остракизму. Не могу сказать, что в нынешнем обществе мое мнение учитывалось или к нему прислушивались, но мне все-таки предоставлялась возможность выбора, пусть и на самом низком уровне, когда тебя посылают по конкретному адресу, а ты идешь, куда хочешь. Под куполом я был лишен и этой возможности, хотя, честно признаться, если бы разрешили покинуть купол, скорее всего остался. Именно отсутствие свободы выбора вызывало раздражение и отторжение.

Пройдя по саду километра два, я вышел к полю, засеянному бакамарсту. Прекрасно понимая, что в спонтанно возникшем желании вытоптать чужеродные растения больше эмоций, чем трезвого рассудка, я не смог перебороть себя и ступил на край поля. Однако ничего из моей затеи не получилось — кроссовки увязли в раскисшей от дождя, хорошо обработанной земле, и пришлось отказаться от детски-наивной выходки.

Определенно нервы не в порядке — ничего не получается, ничего выяснить не удается, вот и срываю злость на чем попадя. Вчера «экологический ассенизатор» в бассейн зашвырнул, сегодня поле хотел вытоптать… Лудит девятнадцатого века да и только — непонятно, значит, надо ломать.

Дождь постепенно сошел на нет, небо очистилось, и начал разгораться рассвет. Серый цвет ночи медленно уступал место краскам дня, но, странное дело, розовый оттенок никак не проявлялся. Вероятно, мне подарили не только ноктовидение, но и слегка сместили спектр зрительного восприятия. Разницы в цветах растительности я не уловил, но стена купола представала белым туманом, ничем не отличающимся от тумана над рекой.

Сбросив капюшон, я выбрался из непролазной грязи и не спеша побрел по периметру вокруг сада — на цветущих деревьях скопилось много росы, и не хотелось принимать спозаранку холодный душ, нечаянно зацепив ветку. В предубеждении, что чистота «поливочного» дождя оставляет желать лучшего, я был непреклонен и отступаться от него не желал.

Возможно, я ничего бы и не заметил, не окажись среди бывших владельцев участков садоводческого товарищества «Заря» оригинала, который вместо садовых деревьев посадил несколько елей и три березки. Очень живописно смотрелись голубые ели и курчавые березки на фоне цветущих вишен. Я приостановился, залюбовался, как вдруг одна из елей колыхнулась, обрушив на землю росный водопад, и в глубь сада метнулась чья-то тень.

Отнюдь не заяц прятался от дождя под елью и теперь давал стрекача. Каким-то новым, необычным чувством, как бы внутренним зрением, вторым планом, я увидел сад с высоты птичьего полета и бегущую между деревьев призрачную тень. Не оставляли меняв покое, не верили, что последую совету Ремишевского и буду вести себя смирно. Правильно, в общем-то, делали, и я подсознательно был готов к слежке за собой. Беда в другом, я НЕ ЗНАЛ, что мне делать!

И все же кое-что прояснилось. Выходит, не просто так я любовался елями с березками, не только их земная красота привлекла внимание. Подсознательно ощутил чье-то присутствие, но окончательно новое чувство прорезалось только сейчас. Еще один дар «налетчика» начинал прочно обосновываться в сознании — гиперобостренное чувство опасности, которого нет ни у одного земного существа. Всех, кто интересовался мной, думал обо мне, я теперь «видел» в радиусе около двух километров. Соглядатаи тоже уловили, какое чувство пробудилось во мне, и еще две призрачные тени (одна возле особняка, другая у стены купола) спешно покинули поле зрения моего внутреннего видения.

Что во мне такого, почему они за мной следят, чего боятся? Если я так страшен для пришельцев, почему меня не уберут? Нет человека, нет проблемы… Каким бы высокоморальным ни было общество «новообращенных самаритян», я не верил, что они не способны на убийство. Убрали же моими руками веснушчатого парня.

Когда я вернулся к особняку, солнце уже поднялось и выглядело обычным земным светилом на фоне пронзительно голубого неба. Миллиарды бисеринок росы искрились на белых лепестках цветущего сада, и от этого пейзаж казался исконно земным, не тронутым никаким посторонним воздействием. Не очень-то доверяя зрению, я все-таки подошел к белому туману купола и протянул к нему руку. Ничего не изменилось, кроме зрительного восприятия, — стена купола никуда не делась и к ней по-прежнему прикоснуться не удалось.

Вопреки ожиданию, что Бескровный все еще спит, утомленный вчерашним возлиянием, он уже встал и теперь сидел, нахохлившись, за столиком у бассейна. Судя по застывшей фигуре и опухшему лицу, писателю было несладко.

Зато у Пацана было прекрасное настроение, и он активно охотился на кого-то в кустах смородины, то с треском веток вламываясь в кусты, то как ошпаренный выскакивая назад, чтобы вновь, распластавшись по земле, начать подкрадываться для прыжка.