Рай под колпаком - Виталий Забирко

Работал я очень аккуратно, чутко прислушиваясь к ночным шорохам, но ничего не услышал. Однако когда начал спускаться и до Земли оставалось метра два, уловил слабый запах весенней фиалки, от которого тоскливо сжалось сердце. Вряд ли запах долетал от могильного камня Мамонту — до него метров тридцать, да и в воздухе не ощущалось ни малейшего ветерка.

Предчувствие не обмануло — едва нога коснулась земли, как меня кто-то мягко взял под локоть.

— Решили в монтажники-высотники податься? — вкрадчиво спросил Ремишевский.

Тон был насмешливый, за локоть он, скорее, не держал, а поддерживал под него, и я не стал проводить боевую подсечку, чтобы освободиться. Куда бежать и к чему? Из-под купола никуда не денешься…

— А вам какое дело? — возмутился я. — Гуляю, дышу свежим воздухом. Моцион у меня такой. Запрещено?

— На кладбище? — наигранно изумился Ремишевский. — Ночью? Гуляете? Оригинально. А вдруг вы могилы осквернять пришли?

— В самую точку попали, — процедил я. — Не повезло мне — на сторожа нарвался… Вы ведь тут сторожем работаете? Завидная, надо сказать, смена работы: после заместителя генерального директора банка — кладбищенским сторожем. Мне протекцию не составите?

Ремишевский не отреагировал на колкость и рассмеялся тихим, мелким смешком.

— Шутите, Артём Владимирович… Так все-таки, что вы здесь делали?

— А вы? Что вы здесь делаете? Следите за мной? Ах Да, понял! То-то мне одна знакомая про вас неделю назад намекала… Вы — «голубой»! Понравился я вам, вот и преследуете! Но у меня; учтите, нормальная сексуальная ориентация.

Выражение лица Ремишевского в темноте я разобщать не мог, но, кажется, в этот раз таки зацепил его за живое.

— Хватит мне зубы заговаривать, — сдержанно проговорил он и махнул рукой кому-то за спиной. — Ну-ка, снимите, что он там прицепил!

К опоре метнулась тень, и уже через мгновение Ремишевский держал в руках видеокамеру. Кто взбирался на опору, я разглядеть не смог — ночь, да и был он, по всей видимости, в призрачном камуфляже пришельцев. Но для человека все было проделано чересчур стремительно — мне, с моей реакцией «двадцать пятого кадра», до него далеко. К тому же крепил я видеокамеру на совесть — так просто изоляционную ленту не размотаешь, не разорвёшь.

— Кино решили поснимать… — протянул Ремишевский, и я вдруг почувствовал на своем лице пытливый взгляд. Будто изморозью обдало кожу. — Зачем вам это?

И тогда я понял, что он играл передо мной комедию.

Это я его не видел в темноте, зато он видел меня прекрасно, хотя по силуэту не угадывалось, что его глаза прикрывают бинокуляры ночного видения. Понятное дело, полупришелец… Или я ошибаюсь и он настоящий, без всяких «полу»?

— А что, «снимать кино» здесь запрещено? У вас есть какие-то тайны?

Ремишевский снова рассмеялся, но в этот раз искренне и беззлобно.

— Тайн, в вашем понимании, нет. Просто детям запрещено совать пальчики в электрическую розетку. Может сложиться неправильное мнение об электричестве, и негативное отношение к нему сохранится на всю жизнь.

Мягко сказал, пожурил чуть ли не по-отечески, но ударил по самому больному месту. Сжав зубы, я промолчал.

Ремишевский, продолжая поддерживать меня под локоть, повел к «Жигулям».

— Чего вы суетитесь, что выискиваете? Разве вам плохо живется в особняке? Условия прекрасные, одежда на любой вкус, телевизор, компьютер… Рыбалка — пожалуйста! Максимум через полгода сможете поехать в любой уголок Земли. Хоть в вояж, хоть навсегда. Живите и радуйтесь. Вон как писатель живет — любо-дорого посмотреть, — приторно-ласковым голосом увещевал он. — Что вам неймется, чего не хватает для полного счастья? Подруги? Не обещаю, но постараемся. — Он открыл дверцу машины. — Езжайте.

Ни слова не говоря, я сел в машину. Подругу он мне, видите ли, предоставит… Иронии в обещании «бабу найти» я не почувствовал.

— Возьмите, — сказал Ремишевский и положил на колени видеокамеру. — Нам она не нужна, а вам пригодится. Всего доброго.

Я с треском захлопнул дверцу и тронул машину с места. Настроение было таким зверским, что хотел рвануть напрямую с косогора и — будь что будет. Повезет — душу отведу, разобьюсь — и черт с ней, такой жизнью! Но машина меня не послушалась, фары почему-то не загорались, а автопилот не захотел отключаться. Видимо, не только пары алкоголя улавливали сенсоры, но и оценивали психическое состояние водителя. А я был на грани срыва. И чего я боевую подсечку сразу не провел? Неуверен, что удалось бы набить морду Ремишевскому, но душу бы в драке отвел.

Я уже был на полпути между кладбищем и предместьем, как вдруг почувствовал, что на заднем сиденье кто-то зашевелился, и тут же мне на голову натянули плотный шерстяной мешок.

— Сиди и не рыпайся! — приказал голос. — У нас всего минута, от силы — две. Эта шапочка экранирует эмоциональный фон, по которому Ремишевский тебя отслеживает.

Те же руки, что натянули шапку по самый подбородок, начали закатывать ее на лоб, освобождая рот и глаза.

— Глотай! — Я ощутил, что губ коснулся скользкий, остропахнущий комочек. — Не жуй, а глотай не раздумывая! Процедура не из приятных, зато потом шапочка будет не нужна. Ну же!

Рука придавила слизкий комочек к плотно сжатым губам, и я, интуитивно поверив «налетчику», открыл рот и попытался проглотить. Комочек застрял в горле, и, если бы не подзатыльник, отвешенный сзади, вряд ли бы мне это удалось.

— Кх… кх… кх-то вы? — заперхал я.

— Некогда объяснять, время вышло! Езжай дальше как ни в чем не бывало и не останавливайся.

В салон ворвался ветер, хлопнула дверца, спружинили рессоры, и нежданный попутчик выпрыгнул на ходу. Я последовал его совету, не стал тормозить и даже не посмотрел в боковое зеркальце. Что можно разглядеть в кромешной тьме?

Наглость «налетчика» меня изумила. Надо же — второй раз рискнуть проделать один и тот же прием с одним и тем же человеком! Но, немного подумав, я понял, что никакой наглости в его действиях не было — только трезвый расчет. Он знал, с кем имеет дело. Это обыватель, один раз побывавший в подобной переделке, потом всю жизнь будет вначале открывать заднюю дверцу, чтобы проверить, нет ли кого в салоне, и лишь затем усаживаться за руль. Такие же, как я, уверены, что дважды снаряд в одну и ту же воронку не попадает. На старших курсах спецшколы аналогичные ситуации, несомненно, рассматриваются, но я, к сожалению, недоучка, многое теперь приходится постигать, проверяя на собственной шкуре.

Машина остановилась метров через пятьсот. Знакомый эффект — нечто подобное я ожидал после разговора с «налетчиком». Наперерез «Жигулям» с крутого склона косогора спрыгнул стопоход, застыл метрах в десяти впереди и осветил меня ярким светом. Все четыре дверцы «Жигулей» распахнулись одновременно, причем видел я только Ремишевского возле своей дверцы, а у других стояли призрачные фигуры.