Атлас. История Па Солта - Люсинда Райли

Нужно объяснить, что сейчас я нахожусь в каюте старого проржавевшего парома, который везет меня и Элле в новую страну, где мы еще никогда не были. Несмотря на все последние события, я нахожусь в радостном предвкушении и хочу увидеть зеленые края. Вместе с нами на пароме находятся Карин и Пип, которым, по моему мнению, мы с Элле обязаны жизнью. Пип бескорыстно согласился, чтобы мы с Элле присоединились к нему и Карин в его семейном доме в Норвегии. Двухдневное плавание предоставило желанную возможность вернуться к моему дневнику, и я опишу события, которые привели к нашему отбытию из Лейпцига.

Последние несколько месяцев мы оставались бдительными, особенно Элле, которая следила за возможным возвращением Крига в бригаду гитлерюгенда. Несмотря на отсутствие тревожных новостей, мы с Элле считали, что пора для отъезда настанет в начале мая. Мы согласились подождать до конца семестра, чтобы сдать экзамены, а потом собрать вещи и уехать навсегда. Теперь, после ухода Гердлера, национал-социалисты могли объявить любые репрессивные меры против еврейского населения. Элле в конце концов убедила Карин покинуть Германию вместе с Пипом или без него, но Пип признал серьезность положения и предложил Карин поехать вместе с ним в Норвегию в конце семестра.

Мы с Элле полагали, что для нас разумным выбором будут Соединенные Штаты. У нас было достаточно денег для переезда через океан, и я лелеял смутные планы на то, чтобы найти семью Блюменталь, поблагодарить их за спасение моей жизни и получить достойную работу.

При наличии планов на будущее казалось подобающим, что моим заключительным актом в Лейпцигской консерватории будет участие в исполнении музыкальной композиции Пипа. Был теплый летний вечер, и сотни студентов собрались перед Гевандхаузом в предвкушении концерта молодых композиторов, выпускников консерватории. Площадь перед концертным залом выглядела идиллически, несмотря на кричащее отсутствие памятника Мендельсону. Студенты бродили вокруг (многие были во фраках ради участия в концерте), потягивали вино, обсуждали музыку и перешучивались друг с другом. Украшенные гирляндами фонари заливали эту сцену мягким желтоватым сиянием, и, если бы кто-то спустился туда на парашюте, не зная о напряжении, сгустившемся в городе, он, несомненно, восхитился бы такой безмятежной атмосферой.

Думаю, именно так я буду вспоминать о консерватории до конца моих дней – как о мирной гавани для творческого самовыражения, безмерно способствовавшей моему музыкальному и личностному росту.

– Ты выглядишь очень симпатично, Бо, – сказала Элле, взяв меня под руку. – Фрак тебе к лицу.

– Спасибо, любимая. Но фрак красит любого мужчину, у нас все просто. С другой стороны, мужчины судят о своих сверстницах по модным фасонам, которые вы выбираете. На самом деле это глупо.

– Мне ждать комплимента или беспокоиться? – пошутила Элле.

– Ты знаешь, что всегда выглядишь блестяще, но особенно сегодня вечером.

Я не преувеличивал. Элле надела темно-синее бальное платье без бретелек, которое плотно облегало ее стан, мягкими складками расходясь в юбку.

– Спасибо, Бо. И ты прав насчет женской моды. Полагаю, бедная Карин сегодня весь вечер будет выслушивать едкие замечания!

Как было свойственно нашей подруге, она отвергла платье и вместо этого выбрала черный костюм с огромным белым галстуком-бабочкой, дополнявшим ансамбль.

– Думаю, она выглядит безупречно, – заметил я.

– И я тоже так думаю. Она так… похожа на себя. Для нас такое недостижимо.

Я рассмеялся.

– Наверное, тут ты права. Послушай, вам пора занимать места в зале. Сегодня проход без билетов, так что не упустите возможность занять хорошие места.

Элле чмокнула меня в щеку.

– Удачи тебе. И постарайся не разрушить карьеру Пипа.

Элле отошла в сторону, и вскоре они с Карин направились в Гевандхауз. Пип заметно нервничал, и не без причины. Вокруг его музыкального сочинения ходили оживленные слухи, и на концерт собралось больше народу, чем обычно. Пока все рассаживались по местам, он озабоченно мерил шагами фойе концертного зала.

– Не волнуйся, друг мой, – обратился я к нему. – Сегодня мы постараемся отдать должное твоему шедевру.

– Спасибо тебе, Бо. Ты вносишь ценный вклад со своей виолончелью.

Я положил руку ему на плечо.

– Пойду займу место в оркестре. Удачи, Пип.

Уже заняв место в оркестре, я увидел, как Пип появился на сцене в сопровождении ректора Дэвисона и пяти других молодых композиторов, принимавших участие в экзаменационном концерте. Они заняли места в первом ряду, один бледнее другого от нервного напряжения. Потом Дэвисон снова поднялся на сцену под плеск аплодисментов. Он, как и Гердлер, стал олицетворением здравого смысла и спокойствия в эти бурные времена. Все, кто учился в консерватории, считали Дэвисона нашим лидером и защитником.

– Спасибо, спасибо. – Он поднял руку, и аплодисменты стихли. – Добро пожаловать на выпускные слушания в Гевандхауз. Уверен, все вы с нетерпением хотите ознакомиться с результатами усердных трудов и таланта ваших современников, поэтому я буду краток. Хочу похвалить собравшихся за этот невероятный год, потребовавший всей нашей стойкости и решимости. Большинство из вас знакомы с моим советом опустить на глаза воображаемые лошадиные шоры, чтобы не отвлекаться на происходящее в окружающем мире. Сегодня мы отмечаем не только успехи шестерых молодых композиторов, чьи произведения вы услышите, но и достижения всех вас за прошедший год. Я чрезвычайно горд быть вашим ректором. Давайте поаплодируем в вашу честь. – Слушатели подчинились, и зал наполнился хлопками и приветственными возгласами. – В предстоящие годы люди будут обращаться к вам за утешением, радостью и… спасением. Вы можете обеспечить им все это. Постарайтесь как можете.

В зале наступила тишина, собравшиеся размышляли об услышанном.

– А теперь я представляю нашего первого композитора, Петру Вебер. Ее композиция называется «Восход надежды»…

Пока Дэвисон продолжал свою речь, я смотрел на Пипа, который обшаривал взглядом концертный зал. К сожалению, Пип был последним в списке, поэтому ему предстояло примерно полуторачасовое ожидание. Наверное, это было мучительно.

В конце концов, после пяти успешных представлений, настала его очередь выйти на сцену. Я заметил, что его ноги слегка дрожат. Пип отвесил короткий поклон и уселся за фортепиано. Дирижер взмахнул палочкой, и мы начали.

Пипу не стоило беспокоиться. Свет был приглушенным, а слушатели погрузились в эйфорическое состояние. Изящные гармонии и мощные крещендо партитуры Пипа нашли благодатную почву. Его композиция каким-то образом казалась заряженной эмоциями и захватывала внимание аудитории. Для меня было удовольствием принимать участие в этом исполнении. После финальных аккордов – долгих трелей на струнах арфы – наступила короткая тишина, которая взорвалась бурными овациями. Все дружно встали, поздравляя Пипа, и на этот раз его осанка была гордой.

Последовали радостные торжества в фойе Гевандхауза. Я посмеивался, наблюдая за