Уэйн Гретцки. Автобиография - Уэйн Гретцки

«Большая красная машина», как называли в те времена советскую команду, действительно внушала страх. У них было звено из пяти человек, известное[51] как «Зеленая пятерка». Сергей Макаров, Игорь Ларионов и Владимир Крутов были форвардами, а Алексей Касатонов и Вячеслав Фетисов играли на синей линии. Они всегда находились на льду вместе, и в такие минуты почти никто в мире не мог коснуться шайбы. Нам потребовались годы, чтобы выяснить, как им противостоять.

Но в 1980 г. американская команда привнесла в тот матч нечто, что не смогли привнести русские. Американцы были настолько сосредоточены, настолько страстны, что не думали о русских. Они просто играли в свою игру. И когда вы играете таким образом, большую часть времени шайба отскакивает туда, куда нужно вам.

Если бы США не победили СССР и не выиграли золото на домашнем льду, вы должны спросить себя: был бы хоккей в Далласе? Был бы хоккей во Флориде и в Лос-Анджелесе? Потому что эта победа стала определяющим моментом для хоккея. Именно тогда хоккей начал расти в Соединенных Штатах. В то время он занимал не слишком большое место в США. У него были свои города: Бостон, Нью-Йорк, Филадельфия, но на Юге, например, интерес к нему был очень незначительным. Осознание того, что американцы могут быть лучшими в мире, вдохновило молодых людей по всей стране. Они хотели стать одними из тех игроков, которые совершили чудо.

Многое происходило у нас в команде перед Кубком Канады 1984 г. Мы представляли собой смесь молодых игроков с ребятами постарше, но нас объединяло желание поквитаться с советскими хоккеистами за разгром, который они устроили нам в 1981 г. Мы знали, что это будет нелегко. Слабостью сборной Канады в 1972 году стала самоуверенность, но в 1981 г. мы ее, конечно, не испытывали. А перед стартом Кубка-1984 у нас уже было шесть недель тренировочных сборов. Это означало двухчасовые тренировки утром и днем, а затем заезд на велосипедах на 8 км. Все делали это каждый день в течение четырех недель. Мы рассуждали так: поскольку советские хоккеисты не отдыхали, а мы делали перерыв в июне и июле, нам придется наверстать упущенное в августе.

Я лично знал, насколько это будет тяжело. Мой первый опыт игры с ними один на один был на чемпионате мира 1977/78 г. среди юниоров. У нас была действительно хорошая команда – все двадцать парней в нашей команде потом заиграли в НХЛ. Но я помню, как я наблюдал за русскими на разминке и думал: «Ого. Эти парни будут жесткими». Мне было шестнадцать, и наблюдал я, в частности, за Сергеем Макаровым и защитником Вячеславом Фетисовым. То, как они катались, делало их игроками совершенно другой лиги по сравнению с нами. Матч был отличным, но мы проиграли 3–2. Русские выиграли золото.

К 1981 году большая часть ветеранов их национальной сборной (Михайлов, Петров, Харламов) ушла. Пришло новое поколение: Фетисов, Крутов, Ларионов, Шепелев, Хомутов. Молодых легче запугать, поэтому мы считали важным оказать на них большое давление, чтобы привести их в замешательство. Мы думали, что это – главное. Если они будут уверенно наступать на нас, мы будем плохо выглядеть, поэтому мы думали, что единственный способ победить их состоит в том, чтобы продавить их оборону и наступать, используя жесткую силовую игру. Получилось не совсем так.

Их вратарь Владислав Третьяк был одним из величайших голкиперов. Люди в Северной Америке видели его не слишком часто. Владислав опережал свое время – он был вратарем, играющим в гибридном стиле (синтез игры на коленях в стиле «бабочка» и игры в стойке). Большой и очень сильный человек, похожий на сегодняшних вратарей НХЛ. Его тренировки были неслыханными в то время, и он прекрасно читал игру. В 70-х и 80-х гг. вратари играли за счет чистого таланта и отсутствия страха. Мне бы хотелось увидеть, как такие ребята, как Гленн Холл или Третьяк, играют в современном снаряжении, которое больше и легче. Их было бы невозможно обыграть.

В 1981 году я был очень рад тому, что играл в звене не только с Ги Лефлером, но и с Жильбером Перро. В детстве в Брантфорде, катаясь на льду на заднем дворе, я несколько лет был Горди Хоу, а потом, поскольку у нас по телевизору показывали матчи «Буффало Сейбрз» (примерно несколько раз в месяц), я на некоторое время становился Перро. Мне нравилось, как он управляется с шайбой, но я не мог кататься так хорошо, как он, поэтому в какой-то момент я решил, что я, возможно, и вовсе не Перро.

Когда на турнире было сыграно четыре матча, Жильбер сломал лодыжку и его заменил Марсель Дионн. Марсель, находясь рядом с воротами, постоянно стремился к шайбе. Если он нацеливался на шайбу, ничто не могло его остановить. Он был невероятно цепким.

Мы чувствовали себя уверенно в первых матчах, но русские избавили нас от подобного чувства. Наша игра разваливалась. Мы просто не знали, как противостоять таланту советской команды. Некоторое время мы совершали больше бросков, чем они, но в борьбе с Большой Красной Машиной это не имело большого значения, потому что они и не пытались перебросать соперника. Вернее, они не пытались совершать много безрезультатных бросков. Они просто разыгрывали шайбу до верного, и затем загорался красный свет.

Когда мы стали уступать со счетом 4–1, нам пришлось открыться, чтобы вернуться в игру, и русским это просто было на руку. Они пользовались каждой совершаемой нами ошибкой. Думаю, мы угодили в настоящую ловушку. Третьяк творил чудеса. Мы носились по льду, в то время как советские хоккеисты, казалось, занимали идеальную позицию. Играя в большинстве, мы поняли, что проиграли. Мы перевели шайбу в глубину и попытались расположиться около ворот советской команды, когда шайба, отскочив на дальний пятачок, была подхвачена Владимиром Крутовым (кто бы ожидал, что он там будет), который уже двигался вперед. Он мог сыграть против кого-то из двоих – Дениса Потвина или Ги Лефлера, который во время игры в большинстве находился около синей линии. Крутов решил пойти по левому флангу, где ложным замахом заставил застыть Лефлера, затем обошел его и забросил шайбу в угол ворот Майка Лиута. В этот момент Лиут в некотором смысле сдался. Это нетрудно было заметить.

Мы проиграли русским 8–1. Майк Лиут считается ответственным за это, но, конечно же, это не его вина. В третьем периоде мы выполнили всего четыре броска. Ни один вратарь в мире не спасет вас, если вы не бросаете по воротам соперника. В наших воротах мог стоять Жак Плант, и русские выиграли бы. Я говорю это искренне: они в тот вечер играли намного лучше нас. Мы были подавлены. Мы чувствовали, что подвели наших болельщиков и нашу страну.

Итак, все было готово к Кубку Канады 1984 года. На этот раз мы испытывали гораздо меньшую уверенность.

Тренером был Глен Саттер. Но мы находились в очень плохом состоянии. Я имею в виду – в ужасном. Лучшие игроки в команде, такие парни, как Майк Босси, Марк Мессье, Пол Коффи и Брент Саттер, испытывали некоторую физическую и умственную усталость. «Ойлерз» участвовали в финале Кубка Стэнли два года подряд, а «Айлендерс» в пяти финалах подряд. Мы много играли в хоккей. Кроме того, в той команде было двенадцать ребят из «Айлендерз» и «Ойлерз». Таким образом, хотя игроки в команду подбирались из уважения к их заслугам, между ними возникали трения. Мы провели два года в ожесточенной борьбе друг с другом, а теперь сидели бок о бок в раздевалке. Некоторые ребята по понятным причинам крайне настороженно относились к перспективе построения сплоченной, единой команды.