Пустошь. Дом страха - Блейк Крауч

Продвигаясь крадущимся шагом из гостиной по коридору, я гадал, следит ли сейчас за мной Орсон. Дверь в соседнюю спальню была приоткрыта, и я не смог вспомнить, я ли оставил ее так. Приблизившись бесшумно к двери, я пинком распахнул ее и ворвался внутрь, обводя темноту пистолетом, держа палец на спусковом крючке, готовый к тому, что Орсон набросится на меня. Однако комната была такой, какой я ее и оставил, – пустой.

Я вернулся в коридор. «Теперь твоя комната, брат. Ты наблюдал за мной, пока я спал». Отбросив страх, я переступил порог. Единственной частью комнаты, скрытой из виду, была противоположная сторона шкафа. Подняв «Глок», готовый выстрелить, я метнулся вперед, начиная выбирать свободный ход спускового крючка еще до того, как моему взору открылась «мертвая зона» между шкафом и морозильником. Однако Орсона там не было.

Мне оставалось осмотреть только четыре шкафа, но я не мог себе представить, что Орсон втиснулся в один из них. Все они были забиты битком – в одном хранились консервы и крупы, в другом стояли канистры с соляркой, бутыли с водой и мотки веревки. К тому же я непременно услышал бы, как Орсон громыхает там в темноте.

Я вышел из его спальни. Еще два встроенных шкафа были по обеим сторонам коридора длиной двенадцать футов, соединяющего спальни с гостиной. Ты ждешь, когда я снова пройду мимо, чтобы резко распахнуть дверь, ударив ею меня в лицо. Я быстро пробежал по коридору в гостиную.

Остановившись у холодного обогревателя, я начал разрабатывать план, чтобы выкурить Орсона, но тут капля воды упала мне на лысину. Талый снег. Наверху над головой скрипнуло дерево, и я поднял взгляд на балки перекрытий. От одного из них отделилась тень, и что-то тупое и твердое с силой ударило меня по затылку.

* * *

Очнулся я на полу. «Глока» не было. Я с трудом поднялся на ноги. Красный мрак крутился, пронзенный вспышками света. Мне это снится?

Острие ножа, скользнув между правой рукой и торсом, прикоснулось к солнечному сплетению. Я увидел рукоятку из слоновой кости, а когда ощутил за ухом дыхание Орсона, моча стекла струйкой по моей ноге и собралась лужицей под босой ступней. Когда я попытался отпрянуть, лезвие прижалось к горлу.

– Этот нож перережет тебе шею, словно кусок пастилы.

– Не убивай меня!

– Что это там звенит? – Протянув руку, Орсон ощупал карман спортивных брюк. – Очень кстати. – Достав наручники – ключ по-прежнему в замке, – он защелкнул браслет на моем левом запястье. – Давай другую руку.

Я завел за спину правую руку, и Орсон сковал и ее.

– А теперь веди меня, – прошептал он, прижимая лезвие к моему горлу. – В сарае тебя ждет сюрприз.

Хотя и босой, я не чувствовал под ногами холодный лед. Вероятно, в свете тонкого серпа полумесяца наши лица казались синюшными и зловещими. Окружающая ночь выглядела сюрреалистичной, и я подумал: «Меня здесь нет. Я не иду вместе с братом к этому сараю». Орсон держался совсем близко, тяжело дыша и кряхтя, словно ему приходилось прилагать усилия, чтобы не отставать от меня. Уход в себя или обморожение, а может быть, и то и другое. Дойдя до двери сарая, я остановился и обернулся. Орсон ковылял следом, держа в трясущейся руке «Глок». В лунном свете я разглядел его лицо – кончики ушей почернели, щеки, губы и лоб мертвенно-бледные от мороза.

– Ты жадно пил пахту, – усмехнулся он. – Заходи. Дверь не заперта.

Я толкнул дверь плечом, и она отворилась. Когда я увидел то, что сделал Орсон, у меня колени подогнулись от страха. Внутри сарай был заполнен свечами – десятки свечей горели на полу и на полках. Бесчисленные тени плясали на бетонном полу, на стенах, на балках перекрытий. Я увидел железный столб, кожаный ошейник, кусок пленки, расстеленный на полу, чтобы собирать мою кровь.

– Все это для тебя, – прошептал Орсон. – Смерть при свечах.

– Орсон, пожалуйста…

Кончик ножа воткнулся мне в спину, принуждая войти в дверь. Проходя по бетонному полу, я смотрел на дыру в стене в дальнем углу. Предположительно, Орсон весь день прятался под снегом, а с наступлением темноты пробрался сюда. Выломанная сосновая доска лежала на полу.

– На пленку! – приказал Орсон.

Увидев, что я медлю, он сделал три шага ко мне и направил «Глок» в левое колено. Я тотчас же шагнул на пленку и опустился на колени.

– Ложись на живот! – приказал Орсон, и я распростерся на полу.

Орсон натянул ошейник мне через голову и застегнул на шее, и я почувствовал запах кожи, а также запах пота, крови, слез и слюны несчастных, побывавших в этом ошейнике до меня. Я проникся жутким родственным чувством к этим обреченным созданиям. Теперь мы кровные родственники – страшные дети Орсона. Взяв в углу табурет, папочка уселся на него так, чтобы до него нельзя было достать.

Засунув «Глок» за пояс джинсов Уолтера, Орсон достал из кармана точильный брусок и начал водить по нему лезвием: вжик, вжик, вжик. Наблюдая за его работой в тусклом желтоватом свете свечей, расставленных вокруг куска пленки, я остро чувствовал, как впиваются мне в запястья наручники.

Это были мои собственные наручники. Они были у меня со Дня всех святых 1987 года, когда нам с Софи, моей тогдашней подругой, преподнес их в шутку один знакомый. Сначала подарок нас несколько смутил, но уже следующей ночью я приковал Софи к спинке кровати. Впоследствии я сковывал этими наручниками и других женщин и позволял им сковывать меня. Я сковал ими Орсона. И вот теперь он сковал меня. Долбаная прочная сталь!

Я уселся лицом к Орсону. Переполненный отчаянием, я незаметно попытался разорвать наручники, и когда руки у меня начали неметь, я напрягся еще сильнее. В «Поджигателе» главный герой Сиззл – человек, сжигающий людей живьем, – разрывает цепочку между браслетами наручников, сидя в патрульной машине, после чего убивает арестовавшего его полицейского. Продолжая что есть сил разводить руки в стороны, я вспомнил посвященный этому абзац, которым я очень гордился: «Цепочка лопнула, у О’Малли хрустнула шея, Сиззл перебрался за руль и вытолкнул полицейского на мокрый асфальт». Вот так просто. Так порви же и ты.

– Ты напрасно тратишь свои драгоценные силы, – небрежно заметил Орсон, изучая зазубрину на лезвии. – Когда ты поднес зажигалку к моему глазу, я не смог порвать наручники. – Он продолжил точить нож, теперь уже глядя на меня. – Тебе оказываешь одну любезность за другой, и вот как ты за это отплачиваешь! Это же предательство.

У меня во рту пересохло; слюны не осталось совсем.

– Не представляю себе, что ты вкладываешь в понятие «любезность»…

– Все это было для тебя, – перебил меня Орсон. – Вашингтон, мама. Мы с тобой могли бы добиться поразительных результатов, брат. Я смог бы освободить тебя. Как я освободил Лютера. Понимаешь, я тоже показал ему его отражение в зеркале. Помог ему увидеть демона. И он не плюнул мне в лицо. – Он начал тыкать себя ножом в щеки, соскребая кожу, словно ему доставляла удовольствие полная потеря чувствительности кожных покровов; в нескольких местах из ранок выступили капельки крови. – Ты заявился ко мне домой, – продолжал Орсон. – Когда я спал. Ты меня истязал. – Он пристально посмотрел мне в глаза. – Ты меня напугал, Энди. А этого не должно было случиться.