Орден Последней Надежды. Книга 2. Святой воин - Андрей Родионов

Однажды, давным-давно, римляне захватили Галлию, а Юлий Цезарь проницательно заметил, что вся она прекрасно делится на три части. Усмирив всяческих Астериксов с Обеликсами, знатные римляне понастроили здесь тысячи роскошных вилл, окруженных пышными садами и бассейнами. Шло время, затрещала под ударами варваров некогда могучая империя, а затем рассыпалась в прах, оставив после себя лишь восточную, православную половину. Потомкам гордых римлян пришлось перестроить виллы в укрепленные бастионы, так в Европе появились первые замки.

Сотни лет жизнь человека не стоила и ломаного су, племя шло на племя, пылали и рушились города, создавались и уходили в небытие целые государства. В одиннадцатом веке французы принялись строить каменные церкви вместо прежних деревянных, которые так охотно и ярко горят. В память об укрепленных римских поместьях этот архитектурный стиль прозвали романским, да иного названия и подобрать-то нельзя было. Каждая церковь выглядела как неприступный бастион, с толстыми стенами, прочными дверьми и узкими окнами-бойницами. Частенько, когда враг врывался в кольцо городских стен, именно там запирались последние защитники и держались до последнего.

Но минуло каких-то двести лет, и французское королевство, на удивление и зависть соседям, сделалось центральной державой Европы. Больше некого стало бояться, а потому неугомонные галлы начали вместо старых церквей повсюду воздвигать дома Господа, то есть соборы, в новом, до того невиданном стиле. Привлеченные слухами немцы, итальянцы и испанцы приезжали на экскурсии со скептическими ухмылками, зато обратно возвращались с разинутыми ртами. И было отчего! Стиль тот, долго не думая, нарекли французским, и лишь много позже, когда он расползся по всей Европе, для него нашлось иное название — готический. Словно готы, немецкое племя угрюмых воинов, бесследно сгинувшее в глубине веков, когда-либо творили нечто подобное французскому чуду!

Да бог с ним, с термином, вы только гляньте, что вышло! Реймский собор — один из красивейших в мире, французы всю душу в него вложили, ведь с пятого века здесь венчались на царство их короли. Начал добрую традицию Хлодвиг, тот самый франк, который примучил галлов под свою тяжелую руку. С него пошло, что покоренную Галлию называют Францией, а жителей именуют французами, не деля их на потомков покоренных галлов и захватчиков-франков. А уж за Хлодвигом, иначе — Людовиком, по накатанной продолжили короноваться в Реймсе и все остальные властители страны.

Глянешь разок, и тут же понимаешь, что Реймский собор даже краше, чем Нотр-Дам-де-Пари. Над главным его входом расположено круглое пятиметровое окно, составленное из цветных витражей. Оно так искусно сделано, что выглядит точь-в-точь гигантской розой, вольготно раскинувшей роскошные лепестки. Потому его так и называют — «роза». Суть готического стиля заключается в стремлении к небу, поэтому башни над собором вытянулись на восемьдесят метров! Тонкие и стройные, они выглядят словно танцующие на столбах пламени баллистические ракеты. Поражает изобилие окон. Стены собора так часто прорезаны ими, что здание выглядит легким и ажурным. Стены как изнутри, так и снаружи снизу доверху украшены статуями и барельефами. С западной стороны, где находится «роза» и вход в собор, их около пятисот, а по другим сторонам намного больше. Лепота. Право слово, истинная лепота!

С утра небо было затянуто облаками, но уже к десяти часам погода разгулялась не на шутку. Оно и понятно, не каждый год во французском королевстве появляется законный государь. Улица Парвис, ведущая к площади перед Реймским собором, сегодня непривычно чиста, всю ночь жители окрестных домов мыли и чистили ее, украшали окна и балконы цветами, лентами и флагами.

— Скажи мне, Робер, как ориентированы соборы по сторонам света? — спрашивает отец Бартимеус.

Это у нас любимая игра. Наставник стремится сбить меня с толку неожиданным вопросом, в котором часто имеется двойное дно, а я должен понять, в чем тут подвох, и ответить на тот, незаданный вопрос.

Не раздумывая, я быстро выдаю:

— Вход в любой собор всегда глядит на запад, а та часть, где находится алтарь, смотрит на восток. Очень удобно для ориентации на местности.

— А отчего именно так строят соборы? — Ага, вот и подвох.

Я поджимаю губы и выпаливаю, так и не найдя ответа лучше:

— Алтарь находится на востоке, потому что там встает солнце. Мы входим в собор с запада и идем к солнцу, то есть к Христу.

— Нет, не поэтому, — усмехается отец Бартимеус. — Суть в том, что христианскую веру в наши земли принесли с Востока, понял? Именно в честь наших учителей мы заходим в собор с запада и по прямой идем к алтарю на восток, всякий раз словно возвращаясь к истокам христианства!

Голос наставника до того назидателен, что так и тянет ляпнуть: «Вы, падре, случаем, не из школьных учителей? Кажется, это у тех все принято по сто раз разжевывать».

Но я давно отучен задавать глупые вопросы, потому лишь киваю, мол, понял, не дурак, обязательно намотаю на ус. Потом я вновь, уже в сотый раз за сегодняшний день, окидываю взглядом толпу, бурлящую на площади перед собором. Все присутствующие здесь люди щеголяют в лучших одеждах, которые только смогли раздобыть, оттого кажется, что еще чуть-чуть, и начнется праздничный карнавал. Шляп сущее изобилие — есть высокие и плоские, с широкими полями и с узкими, с перьями и без. Отдельные модники щеголяют в маленьких беретах, залихватски сдвинутых набок. Таким стилягам девушки улыбаются особенно охотно, так и расстреливают их влажно блестящими глазками. Пестрят ярко-красные, зеленые и синие наряды, разноцветные обтягивающие трико, куртки как короткие, только до пояса, так и длинные, до колен. Камзолы, кафтаны, блузы и плащи всех разновидностей щедро украшены лентами в честь праздника.

В толпе хватает и темных одежд, черных и коричневых, — чиновники и купцы слишком консервативны, чтобы щеголять в разноцветных нарядах. Некоторые, может, и хотели бы украсить себя мехами и модными сапожками с носком длиной в пару футов, но не могут, такое дозволяется лишь дворянам. Но и на этот случай предусмотрен выход: чиновники поважнее и купцы нацепили золотые и серебряные кольца и цепи, хотя и без драгоценных каменьев. Единственные отсутствующие в толпе цвета — это белый и желтый. Белый символизирует смерть, а желтый — давний цвет рогоносцев. Желтой краской мажут двери преступников и предателей, еретиков здесь тоже принято одевать в желтое, прежде чем спалить на костре.

Женщины на площади... О, эти француженки! На них платья, накидки, плащи... Нет, это все не то! Как у них получается одеваться так, чтобы наряд лишь подчеркивал изящество фигурки, от которой взгляда не оторвать? На головах у дам и девиц красуются шляпки, шапочки, чепцы и прозрачные вуальки, а волосы хитроумнейше уложены в самые удивительные прически.

Вокруг бочек с вином заметно особенное оживление, часть гостей уже нетвердо держится на ногах. Раскрасневшиеся повара жарят на огромных кострах целых быков и баранов, с натугой поворачивают вертела, тычут в туши острыми ножами, проверяя, готово ли, отхватывают здоровенные ломти мяса всем желающим, ибо сегодня за все платит корона. Посреди площади пролегла дорожка, выстеленная коврами. По ее бокам в четыре ряда выстроились солдаты в ярко начищенных панцирях, в их руках алебарды с разноцветными флажками у наверший. На головах воинов открытые шлемы, загорелые усатые лица то и дело цветут гордыми улыбками. Тут собрали лучших из лучших, героев победоносной войны.