Орден Последней Надежды. Книга 2. Святой воин - Андрей Родионов

Всем своим видом я показываю: ты начальник, тебе виднее. Но помни, я тебя предупреждал!

— Что ты имеешь в виду? — сдвинув брови, спрашивает граф Дюшатель.

— Есть два обстоятельства, которые вы не учли, — уверенно отвечаю я.

— И какие же?

— Скажите, господин граф, сколько времени мы пытались отогнать англичан от Орлеана? — небрежно спрашиваю я.

Танги Дюшатель долго морщит лоб, прикидывает чуть ли не на пальцах и неуверенно отвечает:

— Около двухсот дней, а что?

— А сколько дней потребовалось Деве, чтобы снять осаду?

На этот раз ответ следует намного быстрее:

— Девять! И все-таки в чем дело? С какой целью ты задаешь мне...

Лицо графа вмиг утрачивает надменность, на секунду возникают, сменяя друг друга, неуверенность, понимание, затем — злость. Но он слишком умен, чтобы предаваться эмоциям.

— Продолжай, — кивает он.

Глаза графа сужены, на меня он поглядывает с интересом, словно увидел в первый раз.

— Война еще не закончена, и никто не сможет предсказать, чем нам ответят англичане. А другого подобного полководца, по единому слову которого воины готовы штурмовать даже адские врата, у нас нет. Это во-первых.

Граф неопределенно кивает, в ледяных глазах поблескивают искорки любопытства.

— А во-вторых, не исключено, что Жанну попробуют втянуть в новый заговор. В таком случае весьма желательно приглядывать за ней, а так как во Франции у нее не осталось более давнего знакомца, чем я, меня она не будет опасаться.

— Ладно, — помолчав, хмыкает граф. — Я подумаю над этим. Ты же пока отправляйся к господину Гаспару де Ортону. Есть некое дело, требующее тонкого и деликатного подхода, аббат доведет до тебя все нужные детали.

Я и раньше знал, что именно во Франции находится центр Европы, но до конца этого не понимал. Что в сравнении с ней Англия, Германская империя или, смешно сказать, королевство Кастилия? Грустное зрелище! Во Франции сейчас, если правильно помню, проживает миллионов двадцать народу. Большие города уже не влезают в кольцо каменных стен, вот и приходится обносить разросшиеся пригороды новыми укреплениями. Строятся дома в три, четыре и даже пять этажей, на фасаде у некоторых, вот чудо, большие часы, так что прохожим нет нужды вслушиваться в звон церковных колоколов. И совсем не важно, что на циферблате отсутствуют минутные стрелки. Если как следует подумать, то кому они нужны, эти минуты? Главное, что дома с часами принадлежат не дворянам и даже не служителям церкви. Так во французских городах живут богатые оборотистые купцы и умелые ремесленники. Горожане сами льют себе пушки, содержат наемное войско, заключают договоры. А еще, невиданное дело, во французских городах есть Дворцы правосудия. Да, судей можно подкупить, зато нельзя приказать им вынести нужный приговор. Любой забитый смерд имеет право подать в суд на дворянина или апеллировать к королю, если, конечно, осмелится. Судья — это вам не князь-батюшка, отец родной, который решит так, как его левая нога пожелает. В городах правит закон, а это, поверьте, большая разница. Вот потому города и растут так бурно, что каждому дают шанс изменить жизнь к лучшему.

Французские короли всячески оберегают города, то и дело жалуют им различные вольности. Не за красивые глазки, разумеется, а за то, что горожане — естественные союзники короны в борьбе против дворян. Поначалу вся земля во французском королевстве принадлежала дворянам, на ней и возникли первые города, которые постепенно набрались силы и богатства, выкупились из дворянской кабалы. Но то один, то другой вельможа так и норовит подмять какой-нибудь город, обложить налогами, обобрать до нитки. Короли тоже находятся в незавидном положении, у них есть непокорные вассалы, которые намного богаче сюзерена, земель у них вдвое больше, армии втрое многочисленнее. Вот и приходится королю и городам поддерживать друг друга, в полном соответствии с принципом «враг моего врага — мой друг».

А к городам прилагается какая-никакая цивилизация. Скульптуры, картины, моды, стихи — культурная жизнь во Франции кипит, несмотря на войну. Понятно, галлам повезло, что тысячу лет назад римляне освоили их некогда дикие места, провели дороги, воздвигли первые замки, привили местным племенам какую-никакую культуру, а затем распространили веру в Иисуса. Посеянные римлянами семена упали на благодатную почву. Именно французское королевство стало центральной державой Европы, родиной рыцарства, оплотом христианства. Два века назад шестьсот тысяч мавров столкнулись в Испании с двухсоттысячным объединенным рыцарским войском Европы, основу которого составляли французы. Противники бились насмерть, после суток жаркого боя мавры потеряли треть убитыми, дрогнули и побежали, сверкая пятками, а оставшиеся в живых накрепко заказали внукам и правнукам лезть в Европу, мол, себе дороже выйдет!

Нет, вы поняли? Католики выступили вместе, каждый горел и рвался в бой. Сил было столько же, сколько и у Руси перед монголо-татарским игом, зато противника — не сорок, а шестьсот тысяч, в пятнадцать раз больше! И это были не дикие кочевники-монголы, а ярые воины, фанатики, несущие огонь истинной веры! В итоге европейцы надавали маврам так, что те и думать забыли соваться в Европу, и никакого мавританского ига здесь не было! На Европу нахлынули в 1212 году, на Русь — чуть позже. Одно время, одно вооружение, отчего же Русь покорилась намного более слабым врагам, а Европа дала отпор? Да оттого лишь, что русские бились поодиночке, а не скопом.

Рыцарские ордена, плотной сетью покрывшие Европу, состоят из воинов-монахов, призванных силой защищать католическую веру. Они даже врагов убивают не из мести или выгоды, а во славу Божью. Их не перечесть: госпитальеры, Мальтийский орден, орден Звезды, Немецкий орден и многие, многие другие. Но и обычные, простые монахи здесь понимают служение Богу как готовность немедленно встать с оружием в руках за правое дело. Я вспоминаю лица знакомых францисканцев, в них нет ни грамма покорности, ни капли смирения, они — воины. Пусть только к стенам монастыря подступит враг, все как один выступят на защиту. Почему лишь русские терпят до последнего, не осмеливаясь восстать, распрямить спину? Что за проклятье висит на моем народе!

Я тяжело вздыхаю. Увижу ли Русь еще хоть раз, побываю ли там?

«А что тебе мешает? — шепчет ехидный голос. — Легко порицать собственных предков издалека, сидя в самом центре Европы. Хочешь попасть в Русскую землю, ищи пути. Вот где пригодились бы твои познания в медицине и огнестрельном оружии. Ну же, решайся!»

«У меня здесь серьезное дело, — отвечаю я сам себе. — Я тут не в носу ковыряю, а спасаю Францию».

«Знаю я твои дела, — затихает голос. — Охотник на принцесс!»

Я нехотя поднимаю кружку с вином и делаю маленький глоток отвратительной кислятины, чтобы промочить горло. Всего месяц меня не было во Франции, а вот поди ж ты, успел соскучиться. Недаром французское слово «ностальгия» расползлось по всему миру. Это оттого, что галлы народ душевно тонкий, легко ранимый, прямо как русские.